– Нам всё одно запрещено вмешиваться, иначе этот мир не спасти, – отрезал Род. До чуткого слуха нечисти донеслись мучительные стоны, и Яга залилась слезами и с тихим возгласом спрятала лицо на груди вампира. – Готовьтесь встречать нашего нового директора: если мы его упустим, то могучий, но неопытный дух наворотит такого, что век не расхлебаем.
Картинка во сне Василисы сменилась: она перенеслась в застенок, где пытали Елисея... Когда к его ясным лучистым глазам поднесли раскалённый металлический прут, из груди её вырвался безумный вопль. Она метнулась к палачам-садистам, яростно, со всех сил атакуя магией смерти, стремясь высосать из них жизнь и превратить всех в горстку тлетворного праха!
И проснулась с бешено стучащим сердцем, чувствуя отголоски враждебного, чуждого удовлетворения: Замостье определило её самое уязвимое место. Убедившись, что прошлое друзей не пробуждает в ней неукротимой мстительности, что родителей она отпустила и не намерена сражаться за их возвращение в мир живых, навь отыскала того, кого она отпустить не готова.
Ощущение близкого присутствия Елисея затопило тёплом, и Василиса произнесла:
– Просто сон, ничего страшного.
Аура высшего духа ослабла, но не намного. Ей кажется, или они с Елисеем всё сильней настраиваются друг на друга? Прежде он не реагировал так остро и мгновенно на каждую её отрицательную эмоцию, замечал лишь те, что ею осознавались, а теперь чувствует даже бессознательные, даже испытанные в глубоком сне. И она замечает в нём малейшие оттенки самых разных чувств, большинство которых, согласно всем магическим догмам, бесплотному духу не доступны.
Да, сон приснился не просто так – навь окончательно пробудилась в ожидании тёмной ночи накануне Рождества. Ночи, которая в самых разных верованиях и культурах считается самой таинственной и магической, приоткрывающей дверь в потусторонний мир. Главная задача охранников Калинова моста – закрыть эту дверь обратно без потерь и необратимых последствий!
На кровать запрыгнул Баюн и расположился поверх одеяла, задумчиво рассматривая её жёлто-зелёными глазищами. Кот, на удивление, не высказывался, а сидел молча, но как-то сразу вспомнилось его предостережение, что под Рождество видения начнут мучить сильнее.
– Не переживай, в директоре и учителях не усомнюсь, на поводу своих издёрганных нервов не пойду, – прохрипела Василиса, и кот со вздохом сунул ей в руки толстый пузырёк из синего стекла:
– Успокоительного выпей, специально для тебя у Яги попросил.
– Молодец, что попросил, – одобрил инициативу Глюк. – Тринадцатым учителем быть – это тебе не сосиски лопать.
В кои-то веки сосиски были упомянуты не в укор, а по-дружески, как привычное всем сравнение.
– Держись, хозяюшка, всего две недели осталось, – пропищала Огневушка.
Да, надо успеть рассчитать и проверить заклинание, обратное к мерлинскому.
Время перед каникулами – самое пропащее время для целей обучения подрастающего поколения. На первом уроке, решая задачу на движение, Никита Кожемяка получил в ответе скорость велосипедиста, сравнимую со скоростью баллистической ракеты, и ни один одноклассник его не поправил! Дальше – хуже: никого не удивляя, вода мирно нагревалась в кастрюле до десяти тысяч градусов Цельсия. Летящие навстречу друг другу ведьмы встречались где-то в бесконечно удалённой точке пространства-времени. Пятиклашки, не моргнув глазом, разделили ноль на ноль и даже получили в ответе рациональное число. Через стену лаборантской слышались безнадёжные вздохи физика, как и сотрясающие его кабинет взрывы, – фронтальные работы явно шли не по плану.
На геометрии сотканные из светящейся магии чертежи сливались в ёлочные гирлянды, а поясняющие рисунки подозрительно напоминали рождественские звёзды. Когда объём бассейна, заливаемого водой из двух труб, оказался в итоге равен минус пятьсот миллионов литров, и дети без тени сомнений переписали с доски получившийся у их друга ответ, Василиса сдалась. Махнув рукой на требования программы, она перешла на занимательные задачи и математические ребусы.
В учительской коллеги также признавали поражение в борьбе с детским ожиданием грядущих праздников.
– Изучаем, значит, свойства гидроксидов, – рассказывал Афанасий Кощеич. – У всех, как и положено, в колбах выпадает голубой осадок, и тут с последней парты прилетает вопрос: «С осадком всё ясно, а каков правильный цвет дыма?» – Под звонкий смех учителей химик сокрушённо развёл руками: – Рад, что вам смешно, а у меня погром и духи-уборщики петицию директору строчат, что отказываются работать в моём кабинете.
– А у меня домовые обиделись, когда ученица, отвечая домашнее задание, заявила, что вся домашняя нежить является тупиковой ветвью эволюции, поскольку не меняет своих свойств тысячелетиями, – вздохнула Яга Лешевна. – Не было в моих лекциях такой фразы, помелом клянусь! А Новикова лишь мокрыми от слёз ресницами хлопает и молчит. Я спрашиваю: «Ты о чём думала-то?», а она: «О каникулах дома, с родителями». Соскучились все по дому, по родным, какая уж тут учёба.
Не сдавало позиций только управление образования: список обязательных к проведению новогодних мероприятий рос как на дрожжах. Межведомственное взаимодействие тоже заметно встрепенулось к окончанию отчётного года: МВД, ГИБДД и прочие структуры вспомнили про существование школ и вносили щедрые лепты в увеличение числа всяческих активностей. То, что у этих школ имеется собственная, заранее запланированная и подготовленная совместно с учащимися программа, во внимание никем не принималось. Количество отчётов, подписанных коллективом и детьми инструкций, презентаций и фото-релизов, ежедневно рассылаемых Василисой в различные ведомства, уходило в ту же бесконечность, где должны были встретиться ведьмы из неверно решённой задачки. Какие-то бумаги должны были предъявляться за подписью директора, и под конец рабочего дня, когда шумная ватага детей уже выбежала за стены школы, Василиса пошагала в левое крыло первого этажа.
Директорский кабинет не менялся, как тупики эволюции. Большой шкаф (за которым теперь скрывался второй кабинет математики, уходя в другие измерения), стеллажи до потолка с папками и бумагами, у выхода настенное зеркало в тяжелой старинной раме. Перед окном – массивный широченный стол с аккуратно разложенными приказами, графиками, расписаниями, только самый центр его был непривычно завален какими-то записями и расчётами. Хозяин кабинета отсутствовал, но зеркало с приходом Василисы оживилось, солидно откашлялось и торжественно изрекло:
– Каждому надо оказывать добра столько, сколько сам можешь сделать, и столько... – Тут оно запнулось, по поверхности пробежала серая страдальческая рябь, и Василиса невольно пришла на помощь:
– Сколько нужно? – попробовала догадаться она об окончании цитаты.
– Как ты сделаешь, что нужно, если силы иссякли