Нет в этом мире ничего светлого и доброго, ни за Туманной завесой на землях дьявола, ни по эту ее сторону, которую пока еще населяют обычные люди. Принять это оказалось совсем несложно, а вот понять причину мне не удастся, наверное, никогда.
– Я оставила лошадь за домом, – сказала я, и Петр встрепенулся. – Распряги ее, напои и накорми, а завтра я отсюда уеду.
– Ночью уезжай, Анка.
– Не могу, я жду кое-кого. – Улыбка сама собой озарила мое лицо, когда я подумала о Риддле. Надеюсь, что Безликий явится по темноте и не переполошит всю деревню. – Да и Мишку бы проверить, у него руки до сих пор перевязаны. Меланье я должна – пусть она поджигала мой дом вместе со всеми, но я ей должна, а долги отдаю. Только мне понадобится твоя помощь.
– Для тебя – что угодно. – Староста, кряхтя, поднялся. – Отведу твою лошадь в поле, чтоб ее никто не увидел. Коровы пасутся теперь у озера, я отведу ее ближе к лесу. Надо будет – заберешь.
Я взглядом проводила Петра до двери. Он почти вышел на улицу, но обернулся и сказал то, что окончательно заставило меня ненавидеть свою сущность.
– Не вини меня за то, что я сделал, Анка. От твоей руки погиб только один человек, от моей – почти сотня, но ты ничуть не лучше меня. Мою душу ждет ад, и твою тоже, так какая между нами разница?
Он прикрыл за собой дверь, оставив меня думать над его словами в одиночестве. Я долго сидела за столом, рассеянно прислушиваясь к звукам просыпающейся деревни. Все старалась понять, в какой момент моя жизнь полетела в пропасть, и могла ли я успеть удержаться на краю.
Впрочем, это уже не имеет значения, ведь прошлое не воротишь и не изменишь, а жалеть себя изо дня в день никаких сил не хватит. Теперь главное, не разрушить будущее, хоть и построено оно будет на гнилом прошлом.
Глава 21.
ГЛАВА 21
Сонная, растрепанная Зоська застала меня за готовкой. Когда она притопала из спальни, я жарила на завтрак блины, использовав то молоко, что дала мне в дорогу Люсия. Остальные продукты я тоже собиралась оставить Петру: везти их с собой в Лопатиху бессмысленно, все равно испортятся.
– Голодная? – Я обернулась к ребенку, жавшемуся к дверному косяку.
– А ты… Ты же умерла? – В широко распахнутых глазах сверкал интерес. – Ты призрак?
– И не мечтай, – фыркнула я. – Живее всех живых.
Зоська прошлепала босыми ногами к столу, забралась на лавку, а с нее – на подоконник. Высунулась через приоткрытую створку на улицу, обернулась ко мне.
– Где папа?
– Недалеко, придет скоро.
Я поддела лопаткой румяный блин, переложила его на тарелку и вылила в сковороду еще немного теста.
Петр и в самом деле задерживался. Я успела растопить печь, завести тесто и почти полностью его израсходовать, а он все еще не вернулся. Я начинала нервничать: не сдал ли он меня? Может, прямо сейчас он ходит по домам и рассказывает всем, что я в Костиндоре и что меня легко можно поймать. Ему это было бы на руку: если отдать меня деревенским на растерзание, то я совершенно точно не сболтну Безликим, кто прирезал сотню человек.
Сотню.
Я не могу и представить такое количество. Сколько это? Десять раз по десять пальцев? Толпа людей уснула и не проснулась, а виноват в этом маленький двенадцатилетний мальчик.
Я тряхнула головой. Не время об этом думать. Да и вообще больше незачем думать о той ночи. Демоны не узнают от меня о Петре, не смогу я им рассказать. Сама я не имею никакого права винить старика: он правду сказал, я ничуть не лучше него. Мы с ним где-то на одном уровне – по дороге в ад.
Звонкий голосок Зоси вернул меня в реальность.
– А это правда, что ты демон?
– Правда, – выпалила я, не раздумывая.
– А почему у тебя нет рогов?
Я сняла очередной блин и удивленно глянула на девочку.
– Рогов?
– Папа рассказывал мне сказки про демонов с рогами и хвостиками. Такими вот. – Зося приставила к своей голове ручки с оттопыренными указательными пальцами.
Я рассмеялась.
– Ты показываешь козу!
В сенях скрипнула дверь, а следом звякнуло ведро. Я напряженно прислушалась к шагам, не узнавая их. Петр ступает тяжело и медленно, а эти шаги быстрые и легкие.
– Петька!
Голос Прасковьи.
Я испуганно сдернула сковороду с печи, поставила ее на стол. Умоляюще прошептала Зосе, чтобы она не говорила, что я в доме, и юркнула в спальню. Только успела нырнуть под кровать, опасаясь, как бы Прасковья не заглянула в комнату, как входная дверь распахнулась и по полу потянуло сквозняком.
– Зоська, батя где?
– Скоро придет, ба. А я кое-что знаю!
Вспотевшими от страха ладонями я зажала себе рот и нос, боясь, что Прасковья услышит мое дыхание, да и от пыли засвербело в носу – не чихнуть бы.
– Че это он, блинов, шоль, напек? – недоверчиво проговорила Прасковья. – Праздник какой-то? Именины у тебя, Зоська? А я забыла, дурная голова!
– Ба, ты что? Я же зимой родилась!
– Чего узнала-то? – Судя по скрипу тарелки о поверхность стола, Прасковья подтянула ее к себе.
– У демонов не бывает рогов! – восторженно заявила девочка.
Бабка Зоси поперхнулась.
– А че ты решила, шо они у них есть? Девку Клавдии, шоль, не помнишь? Никаких рогов у нее не было.
Я окончательно обмерла. Дети почти не умеют врать, разве что в угоду своим интересам. Скрывать меня Зосе нет никакого смысла, она даже не поняла, почему я прячусь! Я могла только молиться, чтобы она не проболталась.
Наверное, моя мольба была услышана кем-то наверху, потому что Зоська так и не проронила обо мне ни словечка.
Снова раздался скрип ржавых петель, и сквозняк потянулся по полу.
– Петька, – проговорила Прасковья с набитым ртом. – Ты все обыскал у Клавки? Вспомнилось мне, шо я видела у нее сундучок с ведьмовскими штуковинами. Не нашелся он?
– Нет, – негромко ответил староста.
–