– Риддл в первое утро принес мне кусок мяса без овощей, – вспомнила я.
– Скорее всего, он не подумал о них. Тот завтрак Риддл готовил сам, как умел.
Я улыбнулась. Скрывая смех, подумала, а как бы отреагировал папа на то, что его старый друг обесчестил его дочь. Пусть и довольно взрослую, но все же невинную. Вряд ли он продолжал бы говорить о нем с такой гордостью в голосе. Но это лишь мои предположения. Я снова забыла, что у демонов все по-другому…
– Дарья! – позвал отец, и женщина, что мешала похлебку в котле, обернулась. – Собери человеческий обед для… моей дочери.
Служанки, до этого не обращавшие никакого внимания на внезапных гостей, вскинули головы и уставились на меня с любопытством. Я неловко махнула рукой в знак приветствия и чуть пододвинулась к отцу. На всякий случай.
– Конечно, господин, – отозвалась женщина. – В чью комнату принести?
– В мою.
После этого папа вновь увел меня туннелями. Я бы, наверное, никогда не запомнила правильной дороги и обязательно заблудилась бы, так много разветвлений нам встречалось на пути. В каких-то местах виднелись обрывы, в других – лестницы, выдолбленные прямо в камнях. В горах существовал целый город. Зачем демоны пришли из-под земли, если продолжили жить как раньше? Сомневаюсь, что проблема в перенаселении.
Этот вопрос так и остался без ответа, потому что он тут же затерялся среди множества других. Как бы мне хотелось узнать о демонах побольше! Буду надеяться, что однажды наши народы сумеют найти общий язык и мирно жить бок о бок, или даже вместе. Да, люди и между собой не всегда могут договориться, но помечтать-то можно?
Комната моего отца оказалась не той, из которой мы пришли. Что тоже странно: супруги живут раздельно? Катарина была раздета, судя по всему, она собиралась ложиться спать, значит, находилась в своей спальне.
– Мы уже давно живем раздельно, – сказал отец, словно прочитав мои мысли. – Заходи.
Я переступила через порог и остановилась, ожидая, когда будет зажжен фонарь. Теплый неяркий свет выхватил из темноты каменное ложе, стол и два плетеных кресла. В одном из них устроилась я, а в другом – папа.
Мы некоторое время молчали, думая каждый о своем. Я привыкала к мысли, что у меня появился кто-то близкий в этом мире, а о чем размышлял отец, я не могла даже представить. Он снял капюшон, и я видела его глаза, но в них ничего не было, кроме пустоты.
– О чем обычно говорят воссоединившиеся близкие спустя годы разлуки? – с усмешкой спросила я, поерзав от волнения на месте.
– О каких-нибудь пустяках, наверное, – ответил он, и комната вновь погрузилась в тишину.
Отец сверлил взглядом пол, и я только сейчас увидела морщинку, залегшую между его бровей. На бледном, усталом лице можно было прочесть все муки прожитых лет.
Когда молчание стало неловким, я заговорила о первом, что пришло в голову. Я не знала об отце ровным счетом ничего, так что вопросов к нему накопилось немало.
– Сколько тебе лет?
Папа едва заметно вздрогнул и с улыбкой обернулся ко мне.
– Сорок семь.
– Шерон говорил, что вы с Риддлом знакомы едва ли не с рождения. Как так вышло?
– Мои родители погибли во время инициации, когда мне был всего месяц. Семья Риддла приняла меня к себе, так что мы с ним, можно сказать, братья.
– Они хотели отказаться от тебя, как и вы от меня?
– Анкари…
– Прости! – выдохнула я, опомнившись. – Я ни в коем случае не собиралась тебя попрекать, само вырвалось. Мне интересна твоя жизнь, вот и все.
– Да, они не хотели детей. Я появился случайно. Я стал приемышем правящей семьи, и сколько себя помню, всегда мечтал вступить в легион, а через два года после того, как это случилось, я встретил твою мать. Потом впервые увидел человеческие земли и понял, чего на самом деле хочу, но стало уже поздно.
– Инициацию вспять не повернуть?
– Нет. Безликий остается Безликим даже после смерти.
– Как Хари?
– Да, как она.
Если у меня и были надежды, что Риддл отнимет у моей матери место в легионе, то теперь они испарились. Но тогда какое наказание ее ждет?
– Думаешь о маме? – спросил отец, словно и впрямь читает мысли.
– Он ведь ее не убьет?
– Ни за что. Мы не отнимаем жизни друг друга, как люди. Это может сделать только тот, кто нас создал. Мы не вправе решать, кому жить, а кому умереть.
Я дернулась, как от пощечины. Слова отца лезвием прошлись по сердцу, напоминая мне о Кузьме.
Папе я в этом никогда не признаюсь. Я его только обрела, не хочу снова потерять.
– Катарина ответит за свои деяния, – продолжил отец. – Ей предстоит снова пройти через инициацию, но в этот раз наш прародитель будет решать, вправе ли она оставаться в легионе. Если окажется, что ее помыслы все еще чисты, а мы ошиблись насчет нее, то она продолжит жить, как и раньше, если же нет, то он заберет Катарину к себе.
– Так и случится, – заключила я, не уточняя. И так понятно, что маме не выжить в том огненном море. – Не будем о ней говорить. – Я тряхнула головой, улыбнулась. – Будешь навещать меня в Костиндоре?
– Чтоб навлечь на тебя еще больше бед? Не стоит, Анкари.
– Мне плевать, что обо мне подумают соседи. Правда, папа, мне все равно. Я больше не стану трястись над их мнением, а если задумают навредить, то отправятся в ад.
– И там встретятся с Катариной, – рассмеялся отец.
Служанка прервала наш разговор, войдя в комнату без стука. Женщина опасливо глянула на открытое лицо Безликого и, пряча взгляд в пол, почти бегом достигла стола. Поставила передо мной поднос с двумя тарелками и покинула комнату.
Я с подозрением покосилась на еду: тушеный картофель с мясом и морковью, на другой тарелке