Та покачала головой. Судя по выражению лица, происходящее её всерьёз заинтриговало.
— Даш, сконцентрируйся! — прикрикнул я. — Ты видишь меня, я здесь, я за тебя отвечаю. Всё будет хорошо. Просто назови любимый трек.
Даша глубоко вдохнула призрачный воздух, выдохнула и сказала:
— «Юмасол». Посади меня обратно в эту коробку.
— Подожди, какой ещё «Юмасол»?
— Я СКАЗАЛА, ПОСАДИ МЕНЯ В КОРОБКУ!!!
До этого момента я понятия не имел, как могут орать призраки. У меня чуть мозг из противоположного уха не вылетел в стену. Хорошо, что не вылетел, а то официантка бы совсем разобиделась, и Еву бы внесли в чёрный список.
— Да ладно, ладно, Господи…
Я открыл шкатулку, и Даша буквально кинулась туда. Рыбкой нырнула.
— Фух, — сказал я. Захлопнул крышку и посмотрел на Еву. — Так, о чём это мы? А, да. Любимый трек Даши — «Юмасол», если я верно расслышал. Наверное, что-то на корейском, я не разбираюсь.
У Евы как-то странно дрогнули губы.
— Что-то не так?
— Ты… чё, реально общаешься с мёртвой? — выдала она гениальный вопрос.
— А что конкретно тебя убедило?
Сделав глубокий вдох, Ева заговорила:
— Я рано пришла к фоторафу, они с Орловой ещё не закончили. И услышала, как она поёт. Ну, мотив узнала, конечно. Но блин! Она, по ходу, в школе немецкий учит, и тот задницей. Ни одного слова не понимает, несёт какую-то пургу. Фотограф её щёлкает, а сам, я же вижу, только и думает, как бы не заржать. В этом она бы точно никому не призналась. Её фаны бы зачмырили.
Помолчав, Ева добавила:
— «You’re my soul» песня называется. Давай разделим счёт.
Глава 6
Ева жила в одном из красивых зданий исторического значения на Большой Советской. Мы сели на скамейку во дворе и долго молчали. Я думал о том, что, вообще, завидую подросткам. Как по мне, доводы в пользу призрака-Даши были не более убедительны, чем сократовские доказательства существования жизни после смерти. Но Еве хватило. По ходу пьесы, она просто очень хотела верить во что-то. И, если я всё правильно понимаю, это означает, что и она — не пустышка.
Вот ведь как интересно выходит. Третья в моей практике девчонка и при этом — не пустышка. А все пустышки, с которыми я имел дело, были, в основном, пожилыми. И как это вообще бьётся с извечным «молодёжь тупая, старших не уважают, всё кончено, гипс снимают, клиент уезжает, такую страну просрали»?
Наверное, никак. Наверное, подобными тирадами как раз свойственно разражаться пустышкам.
И, наверное, в юности пустышек действительно очень мало. Все во что-то верят, к чему-то стремятся, любят, ненавидят, мечутся, ищут. А потом жизнь начинает ломать хребты. И вот там уже пропорции меняются. Попробуй, протащи свою бессмертную душу хотя бы через очередь в поликлинике. Сам не заметишь, как превратишься в бездумно ворчащий огрызок человека.
— Так ты, типа, из смоленских охотников за привидениями? — спросила Ева.
— Типа… Слушай, давай честно. Если бы я хотел тебе присесть на уши, я бы сейчас кучу всего сочинил. Но правда в том, что рассказывать об этом всём у нас не принято. Достаточно того, что ты знаешь о существовании призраков. Давай на этом остановимся, окей?
— А почему?
— Что «почему»?
— Почему нельзя рассказывать? Если бы все знали точно, что жизнь после смерти существует…
— … то ничего бы не изменилось глобально. А в частности стало бы только хуже.
— Да почему⁈
— Ева, ну, ты же взрослый человек, — безбожно перехвалил я собеседницу. — Не первый день на свете живёшь. Представь — все вдруг узнали, что жизнь после смерти существует. Для начала, понятно — массовая истерика, паника. Все возмущаются, требуют чётких инструкций, тотального контроля, системы с логами и статами. Потом — куча аферистов, которые за хорошие деньги помогают получить билетик в рай. Их и сейчас хватает, но когда официально станет известно, что жизнь после смерти существует, количество возрастёт в геометрической прогрессии.
— То есть… Ты хочешь сказать, что кто-то, зная, что есть вот это вот всё, реально будет напрягаться, чтобы заработать побольше денег здесь⁈ — изумилась Ева.
Я вспомнил Маэстро. Вспомнил пожирателей. И кивнул.
— Дебилы… — пробормотала Ева.
— Ну… Да. И нет. Будут, например, такие, кто бросят всё, станут тупо лежать и смотреть с улыбкой в потолок, ожидая смерти от голода. Будет много всякой, прости за выражение, херни. Так что, как по мне, все эти вопросы совершенно правильно отданы на откуп вере. Но ты теперь знаешь.
— Знаю. — Ева забрала у меня штатив. — Значит, ты думаешь, что меня хотят убить?
— Угу. Пока на счету этого урода две жертвы. Молодые девчонки с короткими чёрными волосами. И… Ну, я так думаю, что на новую охоту он выйдет довольно скоро.
Маэстро, который к этому моменту, должно быть, планировал обладать двумя душами, остался с носом. Как он бесится, страшно даже представить. И к гадалке не ходи — будет форсировать события.
— Я поняла. Спасибо. — Ева встала, как-то странно на меня посмотрела и пошла к дому.
— Ну и как это расценивать? — спросил я у захлопнувшейся двери подъезда. — Она мне поверила или пошла звонить в дурку?
Ответить было некому. Но тут в кармане зажужжал телефон. На экране высветилось имя Изольды.
— Даша со мной, у нас всё хорошо, — отчитался я.
— Приезжай в отель, — каким-то убитым голосом сказала моя наставница. — Беда…
* * *
Сходняк был, как всегда, в кафетерии, в призрачном мире. За столиком собралась вся команда, плюс — мрачный Кондратий.
— Афанасий мёртв, — пояснил он специально для меня. — У себя дома нашли. И записка.
На столе лежала распечатка с мутной фотографии, наверняка полученная через следователя Николая. Крупными печатными буквами было написано:
«Моя жизнь бессмысленна. А жить без смысла я не хочу. Это меня убивает. Смерть — единственный выход. Танцы окончены. Расплата пришла. Оревуар».
— Такого ещё не бывало, — сказала Мстислава. — Чтобы видящий наложил на себя руки…
Кондратий покачал головой. Он как будто вообще уже не мог говорить.
— Вы прикалываетесь, что ли? — выпалил я.
На меня посмотрели, как на сволочь. Я ткнул в фотографию пальцем.
— Во-первых, кто пишет предсмертную записку печатными буквами?
— …