— Побежал. — Бодренько отрапортовал я.
И, со всех ног, рванул по коридору. При этом, очень сильно радуясь, что начальство не только согласилось с моими, сделанными лишь по велению, терзающей мою неспокойную голову, «интуиции», но и успело выстроить вполне рабочую версию происшедшего.
Согласно которой, недавно вышедший из ЛТП сожитель потерпевшей не виноват. Душегубом являлся, сидящий в соседнем с нашим кабинете, Виталий Баранов. А жирная директриса была, организовавшей убийство, заказчицей.
Что конкретно произошло и какая ситуация стала причиной конфликта пока не ясно. Но, в общем и целом, там где крутятся деньги, то и дело возникают всякие щекотливые моменты и весьма неоднозначные ситуации.
Не все, правда, заканчиваются такими трагическими событиями. Но, при наличии дефицита на те или иные товары, в торговле имеют место быть большие и, самое главное, неучтённые и неподотчётные, суммы «налика».
Может, увидела несчастная поломойка чего лишнего… Или, как вариант, каким-то боком участвовала в мутных схемах. Да нам, в общем и целом, это не так уж и важно. Пусть крохоборством ОБХСС занимается.
Наше дело — вывести на чистую воду убийцу и получить признательные показания. А там, думаю, что подведенный под условную «вышку» злодей, вряд ли станет выгораживать, оставшуюся чистенькой, начальницу.
Да просто, бессильно злобствуя и пылая чувством праведной мести, он её просто обязан сдать.
Возможны, конечно, варианты. С угрозами семье и банальным подкупом. И, разумеется, обещанием «греть» на зоне и помочь устроиться на работу при выходе.
Но, так как за особо тяжкие преступления, а лишение жизни, если вы помните, является таковым, предусмотрены большие, вплоть до пятнадцати лет срока и даже высшая мера наказания, думаю, что уличённый нами Баранов, на это не пойдёт.
Так что, сидеть вам, неуважаемая Валентина Николаевна, не пересидеть. Вышку, естественно, не дадут. Но, учитывая махинации по торговой части и организацию убийства уборщицы — мало тётке не покажется.
Правда, для этого надо правильно разыграть спектакль. А затем плотно и очень вдумчиво поработать с Виталием Барановым.
Очень надеясь на помощь, завёдшую нас в эти беспросветные дебри, пресловутую «интуицию». И, при этом, не скатившись до не совсем законных и даже чреватых общественным порицанием, с занесением в многострадальную грудную клетку, физических методов воздействия.
Хотя, положа руку на сердце, ваш покорный слуга не испытывал отторжения от того что, возможно, придётся подрихтовать фэйс потерявшего берега Баранова. А так же, нанести пару-тройку ударов по его, и без того, дышащей на ладан, печени.
Нельзя, кто ж спорт. Да и на законодательном уровне строго возбраняется. Так что, придётся действовать, как можно более гуманно. «Нежно» давить на психику и пытаться изобличить преступника, не выбиваясь из конституционных норм.
Как и договорились, я вошёл в кабинет и, «забыв» закрыть двери, прислонился к косяку. Здраво рассудив, что, проявляющий любопытство Баранов, обязательно будет бросать на меня настороженные взгляды.
И, безусловно, заметит, что начальницу отпустили домой. Ну, или ещё куда. Это совсем не важно. Главное, чтобы болезный поверил, что его «сдали». И, испытывая озлобление и панику, начал «метать икру».
Секунд через сорок после моего появления, в коридоре раздалась слоновья поступь Валентины Николаевны. И, громко цокая широкими каблуками лакированных туфель, она гордо прошествовала мимо распахнутой мною двери.
Бросив короткий взгляд на сидящего перед Василием грузчика и моментально отвернув голову.
Мол, «знать не знаю» и вообще… «Что общего, скажите пожалуйста, может быть у МЕНЯ с этой вот подзаборной швалью»?
— Ну что, Виталий Иванович. — Заход в кабинет и предавая мне листок бумаги, через несколько минут спросил Позняков. — Будем говорить правду, или как?
— Какую правду, начальник? — Картинно вскинув брови и распахивая мутные от портвейна глаза, заблажил Баранов. И, чуть ли не ударяя себя пяткой в грудь, осчастливил нас неискренней и весьма щербатой улыбкой. — Я чист как стёклышко!
— Да? — Деланно удивился Позняков. И, продолжая отыгрывать спектакль, с сожалением произнёс. — А вот, Валентина Николаевна, нам всё рассказала. И потому, — чуть повысив голос, оповестил Баранова майор, оставила у меня в столе свой паспорт и была отпущена под подписку о невыезде.
— Знаю я ваши подписки! — Стал наливаться дурной кровью Баранов. — Небось, пару-тройку сотен с этой жирной коровы слупили! — И, опуская глаза в пол, ели слышно прошептал. — Суки!
— Молча-ать! — Пришедший в нешуточное негодование от таких подлых, и порочащих честь советского милиционера инсинуаций, Василий громко хлопнул ладонью по столу. Отчего пластмассовый стаканчик с шариковыми ручками и карандашами подпрыгнул и опрокинулся на бок. — Я тебя, за таки слова, козёл, сейчас самого сукой сделаю!
— Извини, начальник! Погорячился. — Тут же сдал назад, резко побледневший Баранов. И, понимая, что, раз директоршу отпустили, мы с удвоенной силой примемся за него, отчаянно замотал давно не стриженной головой. — Я ничего не делал, клянусь!
— Где сейчас находится Лапотников Александр Павлович? — Решив, что пора вступать в дело мне, нейтральным тоном поинтересовался я.
— Кто-о? Не знаю такого! — Откинувшись на спинку стула, демонстративно скрестил руки на груди Баранов. И, видя перед собой мою юную мордашку, снова начал наглеть. — Ничего не знаю, начальник?
— Санёк сейчас где? — Нагоняя жути, грозным голосом подхватил эстафету моментально вступивший в игру Василий. — Или, может забыл, кто твой корешь «Лапоть»?
«Вот интересно, угадал с кликухой Вася, или нет»? — С любопытством подумал я.
Хотя… У таких вот, обделённых умом и фантазией гоблинов, производная от фамилии, с завидной регулярностью и неизменным постоянством, превращается в «погоняло».
— А-а, Лапоть… — Делая вид, что только что вспомнил, покаянно заблеял Баранов. — Так, хто его знает, убийцу хренова…
Сыграно было на троечку. А, судя по слегка дрожащему голосу и отведенным в сторону глазам, наша с Викеньтьевичем теория была не лишена смысла.
Явно, знает ханурик — «где».
И, прочитав в выданном мне Позняковым листочке первую фамилию, я задал вопрос.
— У Гуся?
— Не-а! — С видимым облегчением, радуясь моей ошибке, растянул потрескавшиеся губы в улыбке, Баранов. И, тут же поняв, что, пусть и косвенно, но спалился. — Пошёл в отказ. — Я вообще