Я на поезд опоздаю,
Я на поезд попаду.
Буду ехать первым классом,
Спать на полке с багажом,
Разбавлять горилку квасом,
В ресторане пить боржом.
Врать о Лондоне соседке,
Петь в плацкарте «Ямщика»,
Фолиант мусолить редкий,
Ночь сражаться в «дурака».
На конечной остановке
Побегу в метро не то,
Увезет водила ловкий
Нас с попутчиком в авто.
Буду ярок, как на сцене,
Проведу весь день в пивной:
Этот мир — он тем и ценен,
Как шкатулка, он — двойной.
Вы попали под машину,
Укатили за бугор —
Всё на равных, все едино
С давних лет, с недавних пор.
А все-таки жизнь прекрасна…
А все-таки жизнь прекрасна,
И, что там не говори,
У жизни, устроенной наспех,
Есть цельное нечто внутри.
Стучится в окошко ветер,
Летят журавли на юг,
И чувствуешь: всё на свете
По правилам и не вдруг.
И легкими воздух вбирая,
Ты думаешь налегке,
Что всё — от края до края
Послушно твоей руке,
Что всем управляет будто
На этой земле человек:
Взмахнешь — и настанет утро,
Еще раз — и выпадет снег…
* * *
Умирает старое, прорастает новое,
Только в полном здравии серебро столовое.
Вынули, почистили — отгуляли праздники,
И в буфет — подалее, для другой оказии.
Пусть дома разрушены, души пусть развеяны,
Но живет столовое серебро вне времени.
Знающее в точности меру своей ценности,
Спрятано, ухожено — и навеки в цельности.
Не дано нам, пишущим, быть в такой же почести.
Не дано нам, ищущим, — ни в труде, ни в творчестве.
Все так хрупко, временно, как весна на Севере,
Как листок скукоженный на осеннем дереве.
* * *
Немного наивная ясность
И ритма упругая плоть…
Есть только причастность — причастность
К твоим озареньям, Господь,
К твоим нестареющим звездам
В моей двуязычной судьбе,
Которые разно и розно
Вещают собой о себе.
Я часть твоего проявленья,
И отзвук пространств и времен,
И дар, что мне дан от рожденья,
Бесспорно, тобой окрылен.
И там, где родятся светила,
Где тайны твоей глубины,
Моя зарождается сила —
Метафоры, звуки и сны…
* * *
Как бабочка из гусеницы тела
Рождается в прекрасной новизне,
Моя душа проснулась и взлетела,
Чтоб стать свободной и не тлеть во мне.
Душа парит, расправив крылья, где-то
Осталось ночь, сияньем смущена.
Все это сон. Но, вместе с тем, все это
Любого изумительнее сна.
Земля внизу, я вижу все извивы:
Вот горы, реки, сёла, города;
Деревья сада — уголок счастливый,
Торосы, снег — глухое царство льда.
Я окрылен, и мне понятен сразу
Весь Божий замысел и весь его расчет.
Все вдруг открылось и привычно глазу:
Меняет краски, временем течет.
И пусть одни не призывают Бога,
Другие бьют поклоны горячо —
Я рядом с Ним, я у его чертога —
Гляжу на мир через его плечо.
Алла Кречмер / Нетания /
Автор пяти романов и четырех поэтических книг, состоит в СРПИ — союзе русскоязычных писателей Израиля, лауреат международного фестиваля «Открытая Евразия» (2018, Тайланд) — 3-е место в категории «Проза»; финалист международного фестиваля «Эмигрантская лира», Бельгия (2019 и 2020); лауреат международного фестиваля «Словенское поле» — 1-е место в заочной номинации (2020), 1-е место в международном конкурсе имени Саши Чёрного; 2-е место в конкурсе православной лирики имени Ивана Крестьянкина; финалист поэтического конкурса «Русь моя» (2020). Финалист международного литературного фестиваля «Арфа Давида» (2019), Израиль. Печатается в поэтических сборниках в Израиле, России, Беларуси, Бельгии, Болгарии, Германии, в журнале «Русское литературное эхо», Израиль.
Степь
Пыль поднимает бегущий в степи табун,
Прячутся звери вокруг — их пугает топот.
Если взойдут в поднебесье сто тысяч лун,
Ветер погони навряд ли сойдёт за шёпот.
Ветер погони по-волчьи и быстр, и лют,
Хлещет арапником, вот мне плечо задел он.
Освободила судьба от надёжных пут —
Кони сбежали, не видя вдали предела.
Неба шатёр освещён золотой зарёй.
Всполох на нём, словно блеск на атласной ткани.
Солнца восход нам напомнит пожар степной,
Будто сам Тэнгри[5] от бед и невзгод шаманит.
Даже столб пыли в рассветных его лучах
Станет дождём золотым и, земли касаясь,
Он превратится в счастливого века прах,
Тот, что в извилинах памяти исчезает.
Что остаётся нам в жизни? Степной ковыль,
Каменный идол в скрещенье дорог забытых,
И ни жилья, ни колодца на сотни миль,
Только развалины, камни, кресты и плиты.
Февраль в Петербурге
Мой город, снегом занесённый,
Опять в плену февральской вьюги.
Дыханьем юноша влюблённый
Подруге согревает руки.
Ещё неделя, и с разбега
Ворвётся март неукротимый.
А нынче, кажется, навеки
С зимой сроднились нелюдимой.
Февраль затянет пояс туже.
Он копит на людей обиды.
Дрожат на улице от стужи
Атланты и Кариатиды.
Весь лёд коньками разрисован
Здесь, на катке, напротив окон.
А снеговик, как грустный клоун,
Гуляет в сквере одиноко.