Сосед легонько тряхнул головой, и все вокруг нас изменилось.
Мы все еще ехали в трамвае, одни… остальные пассажиры исчезли.
Трамвай наш покинул знакомый мне мир и мчался куда-то через пустое пространство.
— Куда это мы едем… или летим?
— Мы стоим на месте, это мир вокруг нас летит, летит назад. Через несколько секунд — посадка на Марсе.
Сосед еще раз тряхнул головой… и вот… мы оба уже бредем по красной планете. В серебристых скафандрах… Месим пыль. И переговариваемся друг с другом по радио.
— Вот уж действительно — баснословно. На кой черт вы меня сюда притащили? Что у вас в сценарии — борьба за выживание, поиск ушедших цивилизаций или сражение с роботами?
— Всего понемножку. Вон, посмотри…
Впереди нас сверкала разноцветными огнями громадная футуристическая постройка.
— Это что?
— Чудесное место. Нордринг. Перекресток миров…
— Понятно. Это наша цель?
— В настоящий момент — да. Тебя там ждут.
— Кто меня тут может ждать?
— Не прибедняйся, ты человек известный. Если не ошибаюсь, предпоследняя твоя новелла называлась «Марсианские ликоподы». Так вот, ее прочитали, сочли небезынтересной и… материализовали и оживили все описанные тобой персонажи. В естественном, так сказать, окружении. Тебя ждут для того, чтобы ты сам… выпустил их на волю, перерезал ленточку.
— Простите, но моя книжонка — это всего лишь ужастик, легкое, развлекательное чтиво. Почти что пародия. В какую больную голову пришла мысль материализовать летающих электрических угрей и гигантских демодексов? К тому же существующих только в воображении моих героев, сходящих с ума от радиоактивного излучения.
— Именно, именно, в твоем тексте действуют не только электрические угри, но и астронавты, ученые, специалисты по паранормальным явлениям. Мужчины и женщины. Милые персонажи, надо отдать тебе должное.
— Да, но это условные, упрощенные до функции характеры, облегченные литературные конструкции. Ничего общего не имеющие с живыми людьми. В финале они сами превращаются в чудовищ.
— Не собираюсь вступать с тобой в литературоведческие споры. Вот и двери в шлюз. Входи, не стесняйся. Все, что ты встретишь в этом здании — придумал ты сам. Не забывай об этом! Живи своей мечтой, как завещали древние. А я удаляюсь, адьё, терпеть не могу эти командировки!
Он исчез, а я подошел ко вторым дверям… не дверям, а высоким тяжелым воротам с рельефными изображениями распятых обезьян на левой и правой створках.
Из-за ворот доносились яростное рычание, жалобный визг, чавканье и хруст разгрызаемых мощными челюстями костей.
Ворота медленно открылись, и я шагнул в неизвестность.
Владимир Бережков / Москва /
Владимир Бережков родился 26 февраля 1947 в Москве. Окончил Московский государственный педагогический институт им. В. И. Ленина (1978). По специальности филолог. Песни пишет с 1963 г., преимущественно на свои стихи. В 1968 г. стал лауреатом Новосибирского фестиваля авторской песни. В 1987 г. У Бережкова вышла книга «Мы встретились в раю», изданы также одноимённые аудиокассета и компакт-диск.
* * *
Проснусь на утренней заре —
Туман выделывает штучки,
Петух горланит кукаре,
Ни облачка вокруг, ни тучки.
Росой покрытый, замер сад,
Но над крыльцом уже висят
Две наглых стрекалки-летучки.
В туман не опуская крыл,
Над речкой тихо ястреб плыл,
Как нарисованная птица,
И солнцем полная луна
Совсем не думала садиться;
Венера к ней прикреплена,
Поскольку ведает она,
В какую сторону светиться.
Как чист их отражённый свет —
Уже нигде ни складки мрака,
И петуху поет в ответ
В мажоре верная собака.
Я времени заметил грань
И задержался на крылечке,
Мне хорошо в такую рань
В июле, на земле, у речки.
Чего искал я столько лет?
Какого не хватало знака?
Я сам — как отражённый свет,
Во мне — почти ни складки мрака.
Пахра
Люсе
До лета, глядишь, не помру,
Развеется снежная замять —
И выйду на речку Пахру,
На скрытую ветлами заводь.
Там звуков не слышно других —
Журчанье в древесной запруде;
Там в желтых кувшинках нагих
И лилиях белых, как груди,
Неспешно — ведь все впереди! —
Река, словно девичья шея
Тонка, глубиной до груди —
Затянет меня, ворожея.
Я видел твой плавный изгиб,
Где даже речная крапива,
В которой едва не погиб,
Пышна, зелена и красива.
Там стаи нахальных мальков,
Подплыв к незабудкам небесным,
Глядят, не боясь башмаков,
В открытую синюю бездну.
А к ночи взойдет соловей;
Черемуха в клочьях тумана;
И ветром, слетевшим с ветвей,
Потянет тревожно и пьяно.
Русалка мелькнёт за рекой
Вся в лилиях, белых, как груди…
И если б не снег над Москвой,
Не жёлтый каток мостовой —
Остался бы с нею, в запруде.
1997 — Москва
Кадаши
Осталась церковь в Кадашах,
Где мы компанией гуляли,
В розлив портвейн стаканом брали
И говорили во дворах.
Дома московского ампира,
Канал, вчерашняя вода…
Гремела варварская лира —
Я пел по-сво́ему тогда.
Замоскворецкие цветы,
Осенний палисадник яркий
И церковь тихой красоты,
Где мы во дворике под аркой.
Не замечая дней своих,
Мы ждали будущее наше…
Под кирпичом кремлёвских башен
Оно прошло, и шум утих.
Сегодня истина не с нами —
Мы проворонили года;
Летят окурки именами
В канал, где старая вода.
Тогда и надо было жить!
Кто знал, что дальше будет хуже,
И нам затянет горло туже
Времён связующая нить.
И осеняет лишь теперь
Меня, уехавших, ушедших
Та наша арка, словно дверь
Времен живых и сумасшедших.
1985 — Москва
* * *
Герой арены ломает стены,
Стилист искусно плетёт роман.
Чей голос слышится нам со сцены
И кто диктует в тетрадь обман?
Ему