— Руки! Руки, чтоб я видел! — крикнул я, пока мы с Витей торопливо сокращали дистанцию до Зубаира.
Тот дёрнул левую так, будто схватился за что-то горячее. Показал мне страшно изуродованную беспалую правую кисть, на которой остались только безымянный, мизинец и большой палец.
Кажется, снайпер сам всё ещё не совсем понимал, что происходит. А потому очень удивился ране на своей руке. Казалось, он тут же потерял всякий интерес к нам, уставившись широко распахнутыми глазами на изуродованную ладонь.
— Не двигаться! — крикнул ему Витя.
Оказавшись рядом, мы наставили на него автоматы.
Я видел, как кровь мерно вытекает у него из ран на ногах.
Внезапно Зубаир дёрнулся. Он полез здоровой рукой к своей кобуре на поясе.
Мартынов тут же приготовился стрелять.
— Нет! — крикнул я, бросаясь на Зубаира.
Когда он всё же достал оружие, я понял, что он собирается сделать.
Он и не думал направить пистолет на нас, чтобы в отчаянном порыве храбрости защититься. Он приставил ствол своего старенького ТТ к подбородку, неловко норовя взвести курок большим пальцем левой руки.
Я не дал ему этого сделать.
Отбросив автомат, вцепился ему в предплечье. Хлопнуло. Пистолетная пуля ушла куда-то вверх.
Я оказался верхом на Молчуне, отобрал у него пистолет и отбросил под скалу.
Мартынов тут же подскочил с другой стороны, нацелил ствол АК прямо ему в лицо.
— Давай, — каркающим, грубым голосом бросил Зубаир. — Давай! Стреляй, русская собака!
— Я тебе щас всю рожу перекрою! — крикнул Мартынов, тыча стволом Зубаиру в щеку.
— Нет! — Я вырвал свою измазанную кровью руку из хватки израненной кисти Молчуна, положил её на цевьё Витиного автомата, отводя его в сторону. — Нет! Он этого и хотел!
— Так пусть сдохнет!
— Нет, Витя, — сказал я, глядя в лицо Мартынову, — нельзя.
— Почему⁈ — выкрикнул тот, уставившись на меня дурным взглядом. — Он бы нас всех перестрелял, как уток, если бы мог!
— Он может что-то знать, — сказал я. — Может владеть информацией о «Пересмешнике».
— Его лучше убить, — сказал Марджара, неведомо когда оказавшийся у нас за спинами.
Я оглянулся.
Надим Хусейн выглядел так себе. Его лицо сильно опухло после моего удара. Губы превратились в один большой струп запёкшейся крови.
Тем не менее взгляд его оставался холодным и внимательным. Я бы сказал — расчётливым.
— Вот в этом я с тобой, вражина, согласен, — прошипел сквозь стиснутые зубы Мартынов.
— Он хитер, — покачал головой Марджара. — Даже раненный — опасен. Он может попытаться убить кого-то из нас, если мы потеряем бдительность.
Я глянул на Молчуна. Лицо его выражало одну-единственную эмоцию — изумление. Зубаир широко распахнул глаза и уставился на меня. Но, казалось, он совершенно ничего не видел. Взгляд его был пуст. Направлен куда-то внутрь себя.
— Он не станет сопротивляться, — сказал я холодно.
— Станет. Я его знаю. Ты — нет. Он…
— Что бы ты сделал, если бы узнал, что твоя семья погибла? — перебил я Хусейна.
Тот аж осекся. Несколько мгновений казалось, он находится в каком-то ступоре.
— Что это за вопрос? — спросил он, и в голосе его внезапно появились нотки раздражённости. — Причём здесь моя семья?
— Что бы ты сделал, Хусейн?
Надим сглотнул. Глянул на Мартынова. Видно было, что Марджара колеблется. Снова подсознательно ищет подвоха.
— Я бы не смог жить, — наконец ответил он.
— Да, — я кивнул. — Потому что потерял бы смысл жизни. Как он.
С этими словами я указал взглядом на лежавшего на земле и совершенно не сопротивлявшегося Зубаира.
— О чём ты? — не понял Марджара.
— Да, о чём? — поддакнул ему Мартынов.
— Посмотрите на его руку. Теперь он не сможет стрелять, как раньше.
Хусейн ничего не сказал, только поджал разбитые губы.
Мартынов прочистил горло, не сводя автомата со снайпера.
Я встал. Приказал:
— Перевернуться. Руки за спину.
Зубаир машинально, словно механизм, подчинился. Он с трудом, с болью перевернулся на живот. Неловко завёл руки за спину. Но не издал ни стона. Ни единого звука.
— Ваня, — сказал я. — Давай вязать ему руки.
— Наряд, что выдвинулся нам навстречу, должен быть тут к полудню. Ну, максимум к вечеру, — сказал я.
— Предлагаешь ждать? — вздохнул Мартынов и глянул на Марджару.
После того как мы взяли Молчуна, Хусейн стал задумчивым и ещё более тихим. Он сидел у входа, укутавшись в плащ-палатку, которую отдал ему я.
Мы с Мартыновым устроились у пограничной тропы, чтобы погреться в первых утренних лучах солнца. Прогнать с косточек зябкий холод ночи.
Раненый Молчун лежал в шалаше. Мы оказали ему первую медицинскую помощь, остановили кровь. Дали хоть какое-то, но обезболивающее.
Мартынов постоянно ворчал на меня за то, что пришлось потратить на снайпера перевязочный пакет. А я стоял на своём. Один Марджара в руках КГБ — хорошо. Но два «Призрака» — гораздо лучше. Зубаир может стать ценным источником информации. Возможно, не менее ценным, чем Марджара. Как минимум, теперь их показания можно будет сличить. Сравнить друг с другом, чтобы хотя бы отчасти убедиться в правдивости.
— М-да-а-а-а… Дела. Неплохой мы устроили спектакль для этого Молчуна, — ухмыльнулся Мартынов, сидя на камне и перебирая камешки в руках. — И купился же. Я думал, наш фортель не пройдёт.
— Немного удачи, немного смекалки, немного правдоподобия, — улыбнулся я.
— Ага. Я на миг подумал, что вы с Хусейном и правда решили друг друга поубивать, — рассмеялся Мартынов.
Потом он поднял голову. Всмотрелся в синее небо, на котором бугрились красивые, перистые облака.
— Но меня б эта скотина могла бить и послабее, — Мартынов показал в улыбке красноватые от крови зубы. — Вся рожа болит теперь.
— Послабее — неправдоподобно.
— И то верно, — он вздохнул. — Вот удивляюсь я твоей изобретательности, Саша. Я б в жизни ничего такого придумать не смог. Да мне бы и в голову не пришло что-то такое выкинуть! А ты вот придумал и реализовал.
Он сдержанно рассмеялся.
— Теперь хоть новые байки сочиняй.
Когда Марджара пошевелился, встал и направился к нам, мы с Мартыновым взглянули на него.
Хусейн приблизился. Сел под скалой рядом с нами, снова укутался в плащ-палатку. Мы с