Мы спустились по лестнице и двинулись по пустым коридорам к оружейной зале.
— А что твой дядя? Ты вроде говорил, что у тебя дядя тут.
— До обряда верности нам нельзя говорить с другими культистами и нельзя выходить из замка. Надо дождаться обряда, и тогда я смогу встретиться с дядей.
Я хотел спросить, что это за обряд верности такой, но мы уж пришли, и урок к тому времени начался.
Всё шло, как обычно: махали палками, колотили по столбам, потом друг по другу, набивали синяки. Но через треск, топот и окрики брата Арноса до меня доносились обрывки из чужих разговоров: новусы обсуждали беду, приключившуюся с Эдмером. Никто не верил, что пожар произошел по случайности, слово «поджог» то и дело опаляло мои уши. Что будет, если они догадаются? Что, если подумают на меня? Только-только я понадеялся, что моя жизнь в культе станет лучше…
В трапезную я шел, еле дыша, словно мне предстояло вновь подняться на помост и вынести пятьдесят плетей. Против одного Фалдоса я худо-бедно могу выстоять, но против всех мне не удержаться.
Я сел, как и прежде, за дальний конец стола, в стороне от всех. Фалдос зло глянул на меня и отвернулся. С чего вдруг? Пока разносили миски с похлебкой, в трапезной появился наш погорелец Эдмер, окинул взглядом стол и неожиданно сел напротив меня. По спине аж мороз прошел — неужто он догадался? Или видел меня ночью? Ложка заплясала в моей руке, похлебка пошла не в то горло, и я надрывно закашлялся, пытаясь вдохнуть.
— Извини, брат Лиор, — сказал Эдмер, едва япродышался. — Я неверно думал о тебе, судил лишь по крови и рождению.
Чего? Какая муха их всех покусала?
— Ренар рассказал, что ты не побоялся выйти из кельи ночью, несмотря на угрозы от кое-кого, и помог в поисках лекаря. Это достойный поступок.
— Эдмер! — рявкнул Фалдос, вставая. — Ты совсем ополоумел? Или дым затуманил тебе разум? Хочешь якшаться с беспородной псиной?
— Лучше добрая дворняга, чем злобная борзая, — Эдмер тоже встал. — Думаешь, я не понял, кто поджег мою келью?
— Меня винишь? — Фалдос оглянулся. — Вы все думаете, что это я?
Я был удивлен не меньше него.
— А кто еще? Я явственно помню, как погасил свечу вечером и лег спать. Значит, это сделал кто-то другой. А кому еще я мог встать поперек горла? Помнишь, как разбил нос Лигану на этом самом месте? А помнишь, за что? За то, что он лучше говорит на истинном языке. Вчера я сумел пересказать весь первый лист наизусть, а ты едва три слова запомнил.
— Это полнейшая чушь! — взревел Фалдос.
— И Лиора ранил не ты? Тоже исподтишка, чтобы Арнос не заметил! Кичишься своей кровью, а поступаешь хуже любого безродного.
Фалдос двинулся было к Эдмеру, но тут поднялся Ренар и те трое, что пришли вместе с нами, следом встали еще четверо новусов.
— Угомонись! — сказал Ренар. — Мы все увидели, чего стоит твое благородство. Простолюдин и тот честнее.
Мои уши горели огнем со стыда, но я смолчал, как, видать, буду молчать и потом. Моя задумка всё же помогла, хоть и не совсем так, как должна была. Я впервые за несколько дней наелся досыта.
Урок истинного языка тоже прошел спокойно. Эдмер, несмотря на ночные потрясения, сумел пересказать и второй лист книжицы, я одолел едва ли половину и то лишь благодаря предыдущим ответчикам. Брат адептус задал учить третий лист, а потом заставил всех хором повторять за ним слова первых двух и записать все незнакомые значения. Кажется, он вознамерился обучать нас истинному языку по той самой книжице, хотя в ней столько листов и слов, что этого должно быть довольно.
* * *
Сперва всё шло тихо и гладко. Мы фехтовали палками, ели, ходили в мыльню, заучивали наизусть новые листы из книжицы. Эдмер переселился в ближайшую келью и частенько помогал с истинным языком мне и другим новусам, что незаметно собрались вокруг Ренара. Наш круг окончательно разделился на две половины: Фалдосову и Ренарову.
Ренар привлекал новусов справедливостью, честностью и открытостью. Он рассказывал со слов дяди, что нас ждет в культе, помогал с фехтованием, подбадривал в минуту отчаяния. Всё-таки благородным было нелегко привыкнуть к обыденности жизни в культе, многие мальчишки скучали по родителям, по кормилице, по братьям-сестрам или хотя бы по любимой собаке, если семья их не радовала. Но из-за этого вокруг Ренара собрались не самые сильные ребята. Слюнтяи, если говорить откровенно. Даже Эдмер со всеми своими познаниями оказался не таким стойким, каким показался тогда в трапезной.
А к Фалдосу тянулись совсем иные новусы, крепкие, злые, уверенные в собственной правоте. Они чаще побеждали в оружейной, хоть уступали в писчей, считали, что черни и слабакам не место в культе, и что первый же кровавый зверь сожрет их с потрохами. Многие из них были уверены, что это Фалдос поджег келью Эдмера, но их это не отпугивало. Они считали, что новус, как и дворянин, не обязан знать языки с грамотой, для того можно купить писаря. «От кровавого зверя не отболтаешься, а вот острый меч его быстро угомонит», — говаривали Фалдосовы прихлебатели.
В чем-то я с ними был согласен, к тому же Ренар рассказал, какие нас ждут поручения. К примеру, те четверо новусов, которых я видел в своей деревне, как раз приезжали для этого, а значит, нас будут посылать на охоту за кровавыми зверями по всей округе. В таком случае Фалдосовы парни выглядели понадежнее, чем Ренаровы, но выбора у меня всё равно не было. Если я вдруг поеду на охоту с Фалдосом, он первым делом скормит меня кровавому зверю, а уж потом вытащит меч из ножен, ну, или подымет копье.
Спустя месяц всё стало намного хуже. Фалдосовы новусы начали задевать Ренаровых, вламывались к ним в кельи по ночам и устраивали поединки, где проигравший должен был сделать что-то мерзкое. Но проигравшие не говорили, что именно, и наставникам не жаловались. Меня не трогали лишь благодаря уловке со скамьей и помощи прежнего обитателя кельи.
В трапезной фалдосовцы громко обсуждали поединщиков, сравнивали их с бабами, смеялись и делали ставки, как быстро кровавые звери порвут каждого из Ренарового отряда. Спустя некоторое время я заметил, что на