Чика совсем оробел и сверток с ботиночками выставил как багинет.
— О, какая прелесть! — заохала почтенная вдовица, и Чика понял, что вляпался по полной.
Полшажка сдал назад, еще…
В светлый зал, залитый скупым питерским солнцем, явилась Она, чернобровая смешинка, вся в рюшах и девичьей прелести.
Зарубин замер.
Дальнейшее в голове отложилось плохо, ибо его утащили отобедать по-домашнему. Пока он путался в вилках с ножами и обливал от волнения горячительными жидкостями лосины на ляжках, пока ему что-то пытались рассказать из семейных преданий, пока он костерил самого себя почем свет, что поперся в такую засаду, хуже во стократ, что шведы под Выборгом… Пока…
— Иван Никифорович! Вы заезжайте по-простому, без гонцов и визиток, — напутствовала его госпожа сенаторша на прощание.
Несчастный (или счастливый?) командир легиона собственного имени по простоте души ничего не понял. А меж тем все открылось бы ему сразу, спроси он Шешковского. Вся его разбойничья сущность, видная опытному глазу, весь его атаманский кураж ровным счетом ничего не значили в глазах Дарьи Лукинишны. Сановный Петербург для себя уже все решил. Что ей, что многим другим пенсионным вдовцам до грубых нравов понаехавших генералов из простых казаков, когда сажень дров раньше стоила рупь двадцать, а нонче за два не найти? Можно подумать, их мужья или тести из благородных. Да вся высших рангов рать столичная не пойми какого корня! Муж-то девицы Трепыхалиной и вовсе из семьи торговцев салом И что⁈ Семейство богатое, на Невском свои дома. А муж вознесся в чины, момент ухватив. А она, дочка столбового дворянина и торгашка по мужу, вознеслась вместе с ним! А сейчас, когда отменили дворянские привилегии, да думать о спеси иль об ухватках столичных? Церемонии, политес? В другой раз. А сейчас пришел дочери черед на Олимп забраться, а матушке — клювом не щелкать, как глупой сороке.
Бравый Зарубин, ни бога, ни черта не боявшийся, сам не понял. как его силками обложили. Его бы тещу будущую — да в создающийся Генштаб! Похож на конокрада чаемый зятек? Да вы ослепли! Ладно важный орден на груди — орденоносней видали! А кто за плечом царя стоит во время парадных приемов⁈
Все-все про будущего зятя повыяснила Дарья Лукинишна. И про его статус при дворе, куда он заходит, дверь ногой открывая. И про его жалкое существование в офицерских квартирах Измайловского лейб-гвардейского полка, в коих проживает совместно с другим офицером нижнего чина. А должен уже дворец свой иметь, как любимец государя! Ничего не могут в жизни добиться эти бывшие обер-офицеры! Так что — за дело, помогай господь!
Чику тянули и тянули в дом сенаторши. А он не сильно сопротивлялся. Радость от встреч с ненаглядной Анастасьей Леонидовной перевешивала все доводы рассудка. Ему уже позволялось многое как другу семьи. В том числе, посидеть с объектом его страсти в малой приемной в присутствии лишь одной приживалки.
Заехав в очередной раз в дом зазнобы, Зарубин застал ее в слезах.
— Что, барышня, с вами случилось, отчего печаль в глазках?
— Письмо получила от московской подружки.
— И что пишет?
Настя уже знала, что ее кавалер грамотностью не блистал. Маменька научили на грубости и несуразности генерала внимания не обращать, а более смотреть на большую медаль, на коей отбито резцом «За взятие Петербурга», сиречь, за спасение всего, чем живет сановная столица, и семейство Колерджи, в частности.
— Подружка моя страдает, Иван Никифорович! Дайте я вам прочту, дабы прониклись вы всем ужасом ее положения.
Чика кивнул, не имея, правда, никакого желания слушать сопли и стенания, и не ошибся. «Невеста» всхлипнула и с выражением принялась зачитывать:
'Можно ли ту беду описать, что со мной приключилась? Ребеленов злоба на нас не умалилась со смертью папеньки, а больше умножается. Велено было в три дня собираться, да многого с собой не брать. Лишь для себя и всяких нужд разну мелочь, манжеты кружевные, чулки, платки шелковые, платье черное, в чем ходила по папеньке, да шубу, а боле запретили. Боже мой, какое это их правосудие!
Не дали время попрощаться. Да и с кем? Кто руку помощи подаст? Сродников потеряла навечно, и честь, и богатство, и отчий дом. Кавалерий лишилась, бриллиантов и жемчугов лишь малую горсть сохранила и табакерку золотую, подарок государыни. Хорошо хоть повезли на нас на общий кошт, казна моя уж больно истончала. Раба моя, воспитательница, и та богаче меня, сунула мне в дорогу все, что было ею нажито, 60 рублей. Все дорогу даю волю глазам и плачу, сколько хочу. Так и ехала три недели вся заплакана.
А как не плакать? Другой раз в пути приходилось стать в поле на ночевку. Поутру, как постелю сниму, мокро, иногда и башмаки полны воды. Или особливую квартиру в иной деревне нам отведут в сарае, где сено складывают. Для услуг никого не разрешили брать, так и ехала одна-одинешенька. Варвар, глядя на это жалкое позорище, умилосердился бы.
Во власти аспидов меня мучить и уязвлять мое тело. Бог сподобил, добралась жива до назначенного нашей партии маленького пустого местечка, где с нуждою иметь можно пропитание. Лишь молитва меня спасает. Отец мой Небесный предвидел во мне, что я поползновенна ко всякому злу, окаянна и многогрешна, не с благодарением принимала и всячески роптала на Бога, не вменяла себе в милость, но в наказание, но Он, яко Отец милостивый, терпел моему безумию и творил волю Свою во мне. Буде имя Господня благословенно отныне и до века! Пресвятая Владычица Богородица, не остави в страшный час смертный! Одной надеждою ныне живу, что возвращусь в прежнее свое состояние'.
Анастасья вздохнула и с надеждой уставилась на «жениха». Чика изобразил вселенскую скорбь. Его так и тянула выдать, как говорил легионный комиссар: «платья, шелка и бриллианты? Да вы не ох?!.» Отчего-то письмо «несчастной» навеяло воспоминание, как он прыгал по льдинам Волги, как распирал кураж от кружащей за спиной старухи с косой…
Он сглотнул и сжал кулаки. И спросил, сердцем замирая:
— Анастасья Леонидовна! Не угодно ли вам мне составит компанию на рождественском балу у Императора?
* * *
— Батальоны! К церемониальному маршу…! Шагом арш! — командовал генерал-майор Зарубин Рождественским парадом.
Войска — Чикин легион, сводный батальон из прибывших на награждение героев битвы при Каспле и конные егеря Петрова —