— Святик! — окликнули меня.
На миг я остановилась. А потом пошёл дальше, ускоряя шаг.
Я открыл глаза и сел на кровати. Искин чуть-чуть затеплил лампу на столе.
— Темноту, — велел я.
Лампа погасла.
Я сидел и смотрел во тьму.
«Судя по всему, это был самый конец девяностых годов прошлого века», — сказал Боря.
«Ты понимаешь, почему там была Эля?»
«Это не Эля. Это девушка по имени Лена».
«Они слишком похожи!»
«Да. Улучшенная копия».
«Ухудшенная».
«Ну, смотря какая точка отсчёта. Святослав, успокойся. У меня уже есть несколько рабочих версий».
— Да ну? — сказал я вслух с иронией.
А мысленно добавил:
«Что-то ты слишком много от меня скрываешь, альтер! Слишком много для друга!»
Боря ответил не сразу.
«Слава, я отдельная личность в твоей голове. Я никогда не рождался, я был создан чтобы помогать тебе и дополнять тебя. У меня нет и никогда не будет своего тела. И ни малейшего контроля над твоим. Там, в этих снах… ты можешь чуть-чуть вмешаться. Ты скован, но не заперт. Способен что-то сказать или сделать. Я не могу. Я в твоей голове как в тюрьме. Так было и так будет всегда. Друг ли я тебе, Слава? Я выдуманный друг, а выдуманные друзья самые верные».
«Прости» — прошептал я мысленно.
«Ничего. Всё нормально. Зато я помню всё, что ты забываешь. И у меня много времени на то, чтобы сопоставлять. Позволь мне сегодня поговорить с Сантой?»
«Как?» — насторожился я.
'Голосом. Я не могу говорить за тебя, но ты будешь повторять мои вопросы. Если Джей согласится, мы с Сантой обсудим ситуацию.
«Хорошо… Боря, а что с Эйр? С альтером Хелен?»
«Не знаю. Может быть, она погибла. Я часто об этом думаю, но данных слишком мало».
Я вздохнул. Нашарил в темноте браслет на тумбочке, посмотрел на часы.
Почти шесть утра. Пора вставать.
Больше часа я провёл в центрифуге, тренируясь при одной целой двух десятых жэ. Не самое любимое времяпровождение. Центрифуга у нас шикарная, настоящий маленький спортзал на двадцать человек, который останавливается для посадки-высадки каждый час и обычно забит полностью.
Если вы посчитаете, то поймёте, что каждый живущий на базе может провести в центрифуге один час в день. На самом деле не может, а «должен», но строго контролируют лишь пилотов и морпехов. Умники и технари вечно сачкуют.
Нет, я ничего против силовых упражнений при повышенной силе тяжести не имею. Снаряды в центрифуге стоят хорошие.
Но когда внутри небольшого пространства одновременно занимаются спортом двадцать человек… Ещё ничего, когда набиваются дитячьи тушки, у маленьких пот не вонючий. Мы как-то качались вместо с доктором, который нам целую лекцию прочёл — про эккринные и апокриновые потовые железы, как это всё устроено и зачем. Было бы очень интересно, если бы доктор сам не вонял потом на всю центрифугу…
В этот раз в центрифуге было двенадцать морпехов, а среди лётчиков шестеро ребят старше шестнадцати. Мы с Дьюлой из третьего крыла, который был в тринадцатилетней тушке, переглянулись и встали за снаряды рядом, поближе к кондиционеру.
Помогало это плохо.
Морпехи с рычанием тягали пружинные блоки и качали гидравлические рычаги. Пару раз кто-то испортил воздух, что было встречено гоготом и шуточками. Мы с Дьюлой держались как могли, но, когда центрифуга завершила цикл и остановилась, выскочили первыми. Взмокшие морпехи выбирались неторопливо, шлепая друг друга по могучим бицепсам и отпуская такие пошлости, что уши в трубочку сворачивались.
— Не хочу быть взрослым, — сказал Дьюла шепотом. — Когда служба будет заканчиваться, специально убьюсь. И поживу спокойно в дитячестве… Пошли в бассейн?
— Пошли, — согласился я.
Но тут в спортзал вошёл ещё один морпех, судя по форме вовсе не собиравшийся тренироваться. Покрутил головой, и я сразу понял, что ищет он меня. Пожал плечами, кивнул Дьюле и пошёл к морпеху.
— Старший лейтенант Морозов! — морпех отдал мне честь, я кивнул. — Полковник Уильямс просит вас заглянуть к нему.
Ну что ж, я этого ожидал. Уильямс давно уже должен был получить Сашкин доклад и узнать, что я утаил самую интересную часть приключений у Юпитера.
— Можно помыться? — спросил я без особой надежды.
— Конечно. Полковник просил передать вам новую форму.
Он вручил мне пакет, я пошёл в душевую, зашёл в дальнюю кабинку, подальше от ржущих будто кони морпехов. Нет, они хорошие ребята, но шуточки у них… Я помылся, выскользнул из кабинки, вытерся и оделся. Форма и впрямь была новая. Парадная. Со всеми знаками отличия и даже с орденами и медалями. У меня их штук двадцать, я даже не помню точно сколько.
Ордена и медали были настоящие. Не планки, не копии, а настоящие, которые хранились где-то в штабе. Да, в торжественных случаях их и принято носить, но сейчас-то зачем?
Настроение у меня испортилось. Почему-то представилось, что я захожу к Уильямсу, а он срывает с меня и американский «Крест лётных заслуг», и российский орден «Святого Георгия», и китайскую медаль «За выдающийся лётный состав», и французский орден Почетного Легиона, который я получил, когда прикрыл подбитую «пчелу» Рене и довёл его до базы.
Почему-то орден Почетного Легиона было жальче всего, он красивенький. Французы их выдали всем лётчикам французского происхождения, а вот у других лётчиков только я удостоился. По всему должен был ещё Эрих его получить, но почему-то зажали, он тогда долго ругался.
Закончив одеваться, я застегнул китель, встал перед зеркалом, поправил медали-ордена. А потом заметил, что в душевой неожиданно тихо. Повернулся — и увидел морпехов, которые прикрывшись полотенцами стояли и молча смотрели на меня.
Я застыл, глядя на них.
Внезапно один из морпехов отдал мне честь. Потом другой, третий… Даже китайцы, которые к непокрытой голове руку не прикладывают, наплевали на свой устав и тоже отдали честь.
У меня вдруг глаза стали мокрыми, хорошо, что я был сразу после душа и лицо плохо вытер. Надо было что-то сказать, но я не знал, что.
«Не молчи», — тихо произнёс Боря.
— Спасибо, — сказал я.
И вышел из душевой босиком, с ботинками в руке.
В конце концов — я же хороший лётчик. Ну, не такой хороший как Сашка или Эрих, но лучше многих.
Накажут, до лейтенанта разжалуют, наград лишат… а их точно можно лишить? Да, наверное, можно, только вряд ли это Уильямсу решать.
Но