Дни еще никогда не летели так быстро. Мы словно попали в наш персональный рай, в ворота которого так долго долбились, и они наконец сжалились над нами и отворили их.
Но даже в раю есть плоды, которые нельзя вкушать, чтобы не быть, как Адам и Ева, вновь изгнанными на землю. Увы, все люди грешны, и нашему лету, нашему раю и нашему счастью тоже не суждено было длиться вечно.
2
Сейчас уже я подозреваю, что, возможно, у него уже был этот грешок на тот момент, когда мы встретились. Но тогда я была слишком опьянена любовью и физически не могла увидеть никаких недостатков. Во многом его активность я списывала на поток сил и энергии от удачи дела и так далее.
Не могу утверждать, так как до конца так и не поняла, но уверена, что уже на момент нашей четвертой встречи Сантино пристрастился к наркотикам.
Тогда, возможно, это было еще что-то легкое и безобидное, типа марихуаны «на попробовать», но все ведь накатывается как снежный ком.
Я уже говорила, что Сантино пытался заполучить все, на что раньше не хватало денег, все, что имело цену, – каждому кассиру он был готов протянуть деньги. Я и не подозревала, что дилеры тоже входили в его список запретов. Думаю, он и сам понимал, что его несет не туда, иначе бы рассказал мне сразу, что и к чему. А он до последнего скрывал от меня свою зависимость, пока я не нашла его откровенно вкалывающим себе какую-то дрянь.
Я уехала на йогу, но в гараже уже заметила, что забыла ключи от машины. Очевидно, он не ожидал, что я такая рассеянная, забуду ключи или так нескоро о них спохвачусь. Это было через полтора года после нашей свадьбы. Знойный май, ему уже стукнуло 24, а мне до этой даты надо было выждать еще пару недель.
Я даже не сразу поняла, что вижу. Думала, ему стало плохо или что-то в этом роде. Я-то ассоциировала уколы только с медициной, наивная.
Он начал пытаться отбрехаться, а когда понял, на что я думаю, стал поддерживать эту легенду. Но ложь получилась неубедительной, и очень скоро все встало на свои места.
Наркотики!
У нас случился большой скандал. Во-первых, просто по факту того, что он их принимает. Второе – по факту длительности их приема. Третье – что при всем этом (он-то это знал, а я нет) мы еще собирались завести второго ребенка.
Даже больше он, я бы сказала. Хотел большую семью.
– Ты в своем уме?! – Я кидаю в него подушку, но сейчас это отнюдь не игры. – Ты предлагал завести ребенка, уже не первый год сидя на этой дряни?
– Конкретно на этой и года нет, – отзывается он так невозмутимо, словно это и правда многое меняет.
– Я не собираюсь рожать инвалидов!
– Ты слишком резко реагируешь. Я просто расслабляюсь!
– Ну да, ты же так устаешь!
К слову, продуктивность его работы за эти годы тоже спала – я-то грешила на то, что он просто сделал свой скачок и теперь решил времени дать потечь самому, чтобы потом вновь взяться за рога. Но нет, он просто перестал рисовать.
Хотя нет, не так, он рисовал…
Может, я и зря тогда вернулась и опрометчиво не проверила наличие ключей до того, как вышла? Я не раз думала над этим вопросом, и вполне возможно, мне не стоило его тогда заставать за этим делом.
По одной простой причине – его разоблачение отнюдь не понесло за собой то, что он перестал употреблять. Просто теперь ему больше не надо было от меня скрываться. Он с чистой совестью делал это когда хотел, совершенно не стесняясь, и соответственно увеличилась и частота.
Чего он только не принимал. Кодеин, амфетамин, кокаин, мет, опиум… это только то, что я знаю. Вполне возможно, добрую часть он продолжал скрывать. С легкого и скрытого понеслось по накатанной на тяжелое и открытое.
Мы постоянно скандалили. Я просила, умоляла его лечь в наркологический диспансер. В частный, с его-то деньгами – при всех удобствах, и мы с Оливией постоянно бы его навещали.
Но куда там! Он, Сантино Рамос, известный художник и «гений» своего времени (это он себя сам так называл), не собирался прозябать в диспансерах и вообще, кажется, совершенно серьезно не считал, что у него есть какие-то проблемы по этой части.
Под конец дошло до того, что он еще и на меня злился. Заявлял, что так просто отдыхает, он совсем не наркоман, а я зря просто будоражу воду. Поскольку никакие другие аргументы он не принимал, я бросила единственное, что могло его задеть:
– Не наркоман? То есть наркотики не влияют на твою жизнь? Почему тогда за последние два года ты не нарисовал ничего нового! Да еще два таких «продуктивных» года да выставок, на которых ты даже на час появиться не хочешь, – и все про тебя забудут. Это зависимость, и от нее надо лечиться.
Однако из всего этого он услышал только то, что хотел.
Он вернулся к работе.
Вначале его работы вызвали смятение, но все критики тут же начали наперебой предполагать, что Рамос просто сменил стиль своих работ. Говорили и о постмодернизме, и о сюрреализме, но в итоге всем стало понятно то, что я знала с самого начала – Сантино просто накрыло.
Он работал так, как и жил, – под кайфом. Рисовал какую-то ужасающую хрень, и вскоре даже критикам, которые были от него без ума, надоело оправдывать это. Сначала его «новые» работы перестали вызывать успех, потом началась критика. А потом, когда мы очень сильно поссорилась и я с Олив уехала в гости к маме, он умудрился под этим делом впервые за пару месяцев отправиться на одну из своих выставок.
Журналисты, пресса, ценители – о, он охотно общался со всеми ними и говорил такое…
В общем, пара статей, пара наблюдений, заметок, и этот громкий материал стал новостью всех первых страниц изданий на следующий день. Тогда же все услужливо