Слово взял эксперт по технике безопасности Подушечкин.
— М-да. Я все прекрасно понимаю. И все же я не все понимаю. Назначение автоматического регламентатора я понимаю. М-да. Но ведь болтун — он тоже человек, как я понимаю. Че-ло-век! А как к человеку надо относиться? Бережно. Чутко. Заботливо. Вот как я понимаю. А что предлагает товарищ Кузьмич? Спускать. Это у него предусмотрено. А амортизация у него не предусмотрена. Как его туда, бедного, спустить товарищ Кузьмич придумал. А вот как его оттуда вытащить — не продумал. Этого я не понимаю. Не понимаю я этого. А так я все понимаю.
Следующим поднялся на трибуну работник торгового ведомства Краюшкин:
— Я хоть и не в ту дверь заскочил, но все равно выскажусь. Ибо имею что сказать по существу. Да, товарищи! Внедрение автоматики в повседневный обиход нашей жизни дает колоссальный эффект. Автоматы газированной воды знаете? Осознаете? Вот я — деятель прилавка — осознаю. Дают эффект? Дают. Так и автомат товарища Кузьмича что-то дает. Но! Это если смотреть на него с точки зрения того, что он дает. А давайте взглянем на вопрос глубже. И шире. Взглянем с точки зрения того, что он не дает. И мы увидим, что он многого не дает. Плана не дает? Не дает. Пены не дает? Не дает. Выпить-закусить человеку не дает? Не дает. Так зачем?! И почему?! И на кой ляд сдался нам такой автомат!
Были еще выступления, но за недостатком места их приходится опустить. После обстоятельного обсуждения вопроса изобретателю было рекомендовано доработать свой автомат в свете всех высказанных замечаний и тогда, как обещано, будет организовано новое, еще более обстоятельное обсуждение проекта. Вот так.
О т а в т о р а. На днях я отнес этот рассказ в издательство. Редактор сказал, что рассказ ему в общем понравился и он согласен с заложенной в нем идеей. Только прежде чем принять рассказ к печати, его все же надобно обсудить на объединенной секции сатириков и трагиков. Дескать, соберемся, поговорим, обсудим. Внимательно. Обстоятельно. Глубоко. Широко. Объективно. И — позитивно.
Ну что ж, давайте обсудим.
ГРОМ И МОЛНИЯ
Директор некой киностудии Илья Захарович Паркетов пригласил к себе штатного сценариста Смирно-Смирновского и сообщил ему приятную новость:
— Так вот, Цезарь Львович, познакомился я с вашим сценарием комедии «Гром и молния». И должен откровенно признаться — поражен. Поражен, голубчик. Гроздья смеха! Каскад выдумок! И проблема взята этакая, гвоздевая — борьба с бюрократизмом. Веселая, умная комедия. Такое, знаете ли, редко кому удается. Ну, поздравляю, голубчик, поздравляю.
Цезарь Львович, растроганный столь хвалебной директорской рецензией, умиленно проворковал:
— Весьма признателен вам, Илья Захарович. Весьма и весьма. И даже очень. Ах, как я волновался за судьбу своего сатирического чада — с таким чадом, вы знаете, волнений всегда хватает. Так, значит, удалась моя «Гром и молния», Илья Захарович?
— Удалась, голубчик, удалась, — еще раз подтвердил директор.
— Если я только вас правильно понимаю, Илья Захарович, то, выходит, что «Гром и молния» будет принята к постановке? — весьма к месту поинтересовался автор сатирического чада.
— Ну, разумеется, голубчик, разумеется. Тем более, что, должен сказать вам, имеется установочка расчистить дорогу киносатире. Допустить на широкий, так сказать, экран. На всеобщее, так сказать, обозрение. Чтоб критика, так сказать, дрянь косила. И не иначе! Так дерзайте же, голубчик, и впредь. Действуйте на благо. Двигайте. А я вам, голубчик, всегда помочь готов. Подсказать где надо. Посоветовать.
— Спасибо, Илья Захарович, я всегда с благодарностью приму ваши советы и рекомендации, — заверил пунцовый от сладких переживаний сценарист.
— Вот и хорошо, — отозвался директор, — и даже отлично. Кстати, голубчик, я бы хотел обратить ваше внимание на одну деталь. И даже не деталь, а так — деталечку. В вашей комедии действует директор пансионата «Терем-теремок» — этакий зажимщик, перестраховщик и так далее. Но, голубчик, директор-бюрократ — это же такая пошлая банальность. Ну, неужели в окружающей нас жизни нельзя найти объекты, более достойные осмеяния? Нет-нет, не объясняйте, голубчик, я понимаю, что выбор персонажа сделан вами без умысла, что дело не в должности, а в явлении. Согласен. И все же! И все же бросать тень на институт директоров — это не помогает. А надо, чтобы помогало. Подумайте, подумайте, голубчик.
Цезарь Львович пообещал подумать и откланялся, бережно унося с собой заветную папку с завизированным сценарием. Хотя и против своей внутренней убежденности и не разделяя сомнений директора студии, Цезарь Львович все же внял высказанному замечанию. Он был так безумно рад своей творческой удаче и ему не хотелось омрачать себе настроение полемикой с Паркетовым, спорить по поводу, право же, не столь и существенному. Действительно, так ли уж это важно, кем будет отрицательный герой. Ведь дело не в должности, а в явлении. И вот, подумав так, Смирно-Смирновский сделал своего отрицательного героя, от греха подальше, председателем месткома все того же «Терема-теремка». В таком виде сценарий был подготовлен к запуску в производство. Все шло хорошо.
Но вот однажды Цезарь Львович повстречался с председателем профкома студии товарищем Непоседовым.
— Это что же такое получается, товарищ Смирно-Смирновский! — обрушился на сценариста профсоюзный деятель. — Сами вот уже два месяца членские взносы не платите, лекции на моральные темы не посещаете, в культвылазках не участвуете — здесь вас не видно! А