— Детский сад, — пробормотал я, усмехнувшись.
— Что? — подняла брови Ляля. — Повтори, пожалуйста, я не расслышала.
— Нет-нет, ничего, это я так…
Музычка, впрочем, пока ещё была разминочная. Прелюдия, можно сказать. Пел Иванов. Разумеется, песню студента, во французской стороне. Можно сказать, наш гимн тех годов.
Вообще, деревенские танцы очень круто прибавили этой осенью, превратившись в резко вошедшую в моду, дискотеку. Всё благодаря студентам, а конкретно — увальню и мелкому фарцовщику Косте Каткову. Он был толстеньким, несуразным, с непослушно торчащими волосами, но зато слыл меломаном и имел самые горячие новинки раньше всех в институте.
Местный начальник клуба с инженером радиоузла, впрочем, тоже заслужили похвалы, за мигалки от поливалок и скорой помощи и стробоскоп, собранный и спаянный неизвестным мастером. Стробоскоп этот вводил молодёжь в настоящее исступление, если память мне не врала.
— Думаю, — победно взглянула на меня Ляля, — сегодня ты заслужил танец. А, может быть, это не точно, повторяю, может быть, и ещё кое-что.
«Может быть» она выделила голосом, произнеся с нажимом, чтобы я не думал, что уже поймал удачу за хвост и не расслаблялся.
— Кое-что? — засмеялся я. — Неужели то, что я подумал? Лялечка, наконец-то! А я думал, ты до самой кончины так и будешь изображать из себя…
— Пошляк, — отрубила она и поджала губы.
— Ну вот, — покачал я головой, — размечтался. Погоди, я сейчас.
Я двинул в сторону Гали. Она меня заметила и затрепыхалась, задрожала, покраснела. Меня и самого потряхивало. Правда, не от смущения, это адреналинчик отходил. Обалдеть, конечно. Все чувства, ощущения казались такими яркими, полными, глубокими. Взрывными, можно сказать.
Когда молодым был, не замечал, а сейчас мне было с чем сравнивать, и от этого действительно сносило крышу. Было просто нереально круто.
— Галина! — кивнул я. — А ты всё приключения подходящие подыскиваешь? Не сидится дома что ли?
Галя была девушкой выдающейся. Не толстой, но плотной, сбитой, с огромной грудью, крупными приоткрытыми губами и невинным детским взглядом. Зад тоже не подкачал и ноги, сильные и крепкие, с тонкими, как бутылочные горлышки, лодыжками. Так что понять, чем прельстился Мурадян вполне было можно.
— Здрасьте, — кивнула она. — Дома-то чего сидеть… Все здесь, а я что же…
— Мать твою видел сегодня, — кивнул я.
Она потупилась.
— Объяснил, что бояться ей нечего.
Галка кивнула и покраснела. И тут верхний свет погас.
— Друзья! — раздался из динамиков голос Каткова. — Начинаем нашу дискотеку. Сейчас прозвучит композиция «Миссисипи» в исполнении группы Пуссикэт.
— О! — воскликнул я. — Пуссикэт! Пошли, потанцуем, клёвая песня.
Правда клёвая, я сразу вспомнил, как мы под неё отжигали в своё время. На «танцпол» вышли первые девчата, самые смелые и горячие.
— Не, — помотала головой Галя. — Я не танцую.
— Не ври, я видел раньше.
— Это Любка попросила, её не приглашают, вот я и того. По-дружески.
— Ну, ладно, как хочешь. В общем, Галя, если будет кто приставать, ты не стесняйся, говори, поняла?
Несостоявшаяся жертва молча покивала, и я повернулся, чтобы идти к своим пацанам, которые стояли как раз напротив, но Галка взяла меня за локоть. Я удивлённо оглянулся.
— Это, Григорий… — смущённо произнесла она. — Спасибо… что вчера, ну, с шабашниками теми. И сегодня вон опять… Я… в общем, если хочешь…
Она встала на цыпочки, положила мне руки на плечи и дотянувшись губами до уха, прошептала:
— Если захочешь, приходи… мать не узнает, в общем… Камушек в окно кинь. Маленький только… У меня розовые занавески. Собаки нет.
Вот это поворот. Я внимательно посмотрел ей в глаза и пожал руку. Ей вообще-то ещё семнадцать только стукнуло, если я не путал.
— Галь, да ты с этим делом не спеши, у тебя всё впереди ещё. Главное, чтоб по любви, поняла?
— Так это… Я может, как раз…
— По любви, Галя. Это важно, запомни. И с шабашниками поосторожнее.
Интересно, в прошлой жизни ничего такого не было. Впрочем, и разговор с Гавриловной совсем иначе произошёл в тот раз. Любопытно, что влияло на ход событий, а что нет… А может, это давала сбой моя память и поэтому какие-то моменты не совпадали?
Я подошёл к Ромке. Честно говоря, всё было так реально, что думать, будто вокруг меня иллюзия и помутнение разума, совершенно не хотелось.
— Смотри, — пихнул меня локтем Ромка. — Как тебе вон та?
— В красном платье?
— Нет, рядом с ней, в джинсах.
— Ничо так, — одобрительно кивнул я. — О, да, прям красотка. Пластичная.
— Какая?
— Двигается красиво.
— Ага, и лицо ничего вроде.
— Ну, иди, чего стоишь-то?
— Ладно… пошёл тогда. А ты что, с Галкой что ли решил закрутить?
— Да ну тебя, Рома. Иди, подёргайся.
Он пошёл знакомиться, а я остался с парнями. Они никак не могли выбросить из головы потасовку с шабашниками и донимали меня вопросами. Обстановка становилась всё более свободной. Уже и некоторые парни начинали танцевать. Звучали Стиви Уандер, Абба и Бони-М. Душу мне рвали.
— Григорий…
Я обернулся. Ух ты… Даже и не узнал сначала. Блин…
— Людмила.
Передо мной стояла Люся. Но выглядела она сейчас совсем не так, как в сельсовете. Никакой косынки не было и в помине. Густые тяжёлые тёмные волосы, как у Мирей Матье — то ли Паж, то ли Сэссон. Надо же названия причёсок выплыли из памяти.
Помада, тушь… На ней было синее, с мелким орнаментом, платье на пуговицах, с глубоким вырезом, без воротника. Расклешённое книзу, оно закрывало колени, но оставляло достаточно простора, чтобы можно было вообразить, что под ним скрывается. Тем более, что бюстгальтера на Люсе точно не было, и тонкая ткань предательски свидетельствовала об имеющемся в обществе дефиците женского белья. Впрочем, вполне возможно, что так и было задумано.
На ножках у неё красовались туфельки на каблучке с открытой пяточкой. Вот по пятке и будем воображать, усмехнулся я про себя, как Дон Жуан, это его тема была.
Люся показалась мне немного скованной. Заметив, что я её разглядываю, она нахмурилась и поправила очки.
— Чудесно, — улыбнулся я.
— Что? — ещё сильней сдвинула она