«А учителя? Живые или роботы?»
«Живые. Самая высокооплачиваемая профессия. Я тебе потом расскажу, это очень интересно. Но давай двигаться от общего к частному, а то у тебя всё в голове перепутается. Вернемся к началу, окей? К 2029 году. К тому, как всё создавалось и строилось».
«Можно мне еще одну каравеллу? — спросила Елена. — И еще я бы попробовала, что у вас тут подают в качестве фруктового салата. На чем мы прервались? На Израиле и Палестине?»
«Да. На решении региональных конфликтов».
Про региональные конфликты
«Палестинскую проблему решили деньгами. Всем палестинцам была предложена компенсация за утраченную родину, за перенесенные страдания. Если я правильно помню, было зарегистрировано десять миллионов палестинцев. Каждый мог претендовать на четверть миллиона тогдашних долларов, с рассрочкой на десять лет — при условии некриминального поведения. То есть суммарно выделили два с половиной триллиона. Огромная сумма, но несравнимо меньшая, чем потери предыдущих девяноста лет, в особенности гуманитарные. И это было всего десять процентов от суммы, которую государства планеты сэкономили на военных расходах».
«Неужели сработало?»
«Конечно. Когда у людей появляется возможность построить нормальную жизнь, вдруг оказывается, что воевать, взрывать и ненавидеть больше не хочется. Находятся заботы и занятия поинтересней. Палестинские семьи разъехались из Газы, Ливана, с Западного Берега по всему свету, и напряженность вокруг Израиля спала. Вскоре израильтяне сами расхотели тратить столько деньжищ на ненужную армию. По той же схеме решили проблему армянских и азербайджанских беженцев. Их было во много раз меньше, так что расходы получились незначительными. И потом применяли аналогичный подход повсюду. Считается, что к 2040 году все региональные конфликты отошли в прошлое. А пример с вечной как мир проблемой претензий на «восстановление исторической целостности» подал Китай. Пекин объявил, что отказывается от притязаний на Тайвань. Тайваньцы перестали бояться вторжения, начали ездить туда-сюда, материковые инвестиции устремились на остров, и скоро Китай стал единым безо всякой войны. Иное дело, что государственные границы в середине века стали почти условностью. Принцип «Цзинцзюй» стимулировал кантонизацию».
«Стоп. Этой абракадабры я не поняла».
«Сейчас расскажу».
Про пекинскую оперу
«Название предложил Сун Минжэнь. «Цзинцзюй» — это пекинская опера. Знаешь, такое монументальное действо, обслуживаемое огромным творческим коллективом. Гигантский оркестр, состоящий из хреновой тучи инструментов, солисты-певцы и хор, балет и акробатика, спецэффекты, художники-сценографы и художники-костюмеры, инженерия и прочее, и прочее. Сун сказал: «Давайте превратим весь мир в Цзинцзюй. У больших стран будут большие партии, у маленьких — маленькие, но каждый сможет проявить свой талант, а все вместе мы будем делать общее дело». Так название и привилось. Китайский язык и китайская культура в тридцатые-сороковые годы вообще были в большой моде. Потом трендом стало всё персидское. Потом увлеклись Нигерией. Нынче же народ сходит с ума по всему тамильскому. Мы-то с трудом себе представляли, что это и где это, а сейчас Тамил-наду прямо wow. Молодежь молотит по барабанам мриданга, отплясывает бхаратнатьям, город Ченнай — столица моды и хайтека. Но не будем отвлекаться.
Всемирный «Цзинцзюй» долго сыгрывался. Выбирали Дирижера — это вроде планетарного президента, но он не столько руководит, сколько координирует, такой полуарбитр, полупосредник. Первым Дирижером кстати стал Сун, и у него неплохо получилось распространять «аромат сливы». Великий был дядька. Когда он сказал, что ему пора на покой, все его уговаривали пожить еще, потом убеждали криоконсервироваться. Нет, говорит, хватит. Хочу слиться с Абсолютом. И ушел».
«Как ушел? Куда ушел?»
«Туда. — Алик махнул рукой на потолок. — А, надо тебе будет про уход рассказать. Это очень важно. Не хочу комкать. Пока коротко. У нас тут считается нормальным, дожив до старости и досыта наевшись жизнью, эвтаназироваться. Типа: спасибо этому дому, пойдем к другому. Если человек верующий. А нет — просто прощаются, и всё. Обычное дело».
«И семейные пары тоже? — спросила Елена. — Чтобы не так, как мы с тобой планировали, черным ходом через даркнет, а цивилизованно, даже красиво?»
«Да тут жизнь такая, что тебе захочется жить очень долго, — засмеялся муж. Помнишь, Василь Иванович Чапаев в кино говорит про светлое будущее: «Знаешь, Петька, какая жизнь будет? Что и помирать не надо». Вот она и настала, такая жизнь. Эх, никто кроме нас с тобой на всем белом свете Чапаева не помнит… Ладно, давай я закончу про «Цзинцзюй». Чтоб ты понимала, как устроен современный мир.
Когда не стало горячих войн, а остались только экономические — борьба за рынки сбыта, конкуренция товаров и прочее, вскоре выяснилось, что частные корпорации отлично играют в эти виды спорта без государственного вмешательства. И что люди охотнее платят налоги в местные бюджеты, а не в центральные. Что границы при внедрении «Симбиотической программы» не нужны, они только затрудняют естественную миграцию населения. Что таможенные барьеры мешают. Что все касающиеся жизни решения надо принимать не в далекой столице, а локально. И развернулся всемирный процесс, которые назвали «кантонизацией» — по нашему швейцарскому образцу. Оказалось, что людям удобней не объединяться в огромные административные структуры, где триста, или сто, или даже двадцать миллионов человек живут по единым правилам, а существовать небольшими, во всяком случае компактными общинами, где у всех общие интересы и проблемы. Сначала стал вянуть ажиотаж всяких мегавыборов — в парламенты и сенаты, на президентские посты. Главные политические баталии стали происходить на муниципальном уровне: областном, городском, даже районном. Там же стали оставаться основные налоговые суммы. И где-то к середине шестидесятых некоторые чрезмерно раздутые страны — кстати, Россия первая — вообще отказались от дорогостоящего центрального аппарата. Потому что отношения, скажем, Дальневосточного Края с Северной Кореей или Хэйлунцзяном стали для тамошних жителей намного важней, чем какая-то далекая Москва. И сейчас государств — в старом смысле — вообще нет. За исключением маленьких, которым не было смысла делиться. Вот Люксембург с Лихтенштейном как были, так и остались».
«А как же неравенство? Ведь конкуренция все равно осталась. Какой-то регион богател, какой-то наоборот разорялся?»
«Для этого в Фонде