Впрочем, Г.Ландсберг тут же обрушивает шквал критики в адрес многих оркестров, которые в те годы гастролировали в стране, таких, скажем, как оркестры Боби Астора (Германия), Холла Уинна и Бартона (Англия), „Вайнтрауб Синкопэйтсрс" (США), Гарри Роя (Англия) и Тэда Лыоиса (США).
„...В целом, — продолжал Г.Ландсберг, — приезжающие в СССР джазы стоят, если не говорить об отдельных исполнителях, музыкально не выше лучших советских оркестров, которые за последний год сильно подтянулись в смысле овладения высокой виртуозной джазовой техники. Конечно, нельзя отрицать значение личного общения с приезжающими в СССР западными джаз-оркестрами, однако лишь в том случае, если речь идет о действительно первоклассных оркестрах. В настоящее время проблема овладения джазовой формой не является основной для наших лучших оркестров. Сейчас, наряду с дальнейшим совершенствованием исполнительской техники, советские оркестры должны в первую очередь заняться вопросами репертуара, чтобы,включая в свои программы ценные образцы подлинно джазовой музыки, изгнать из нее дурно пахнущий суррогат, угождающий мещанским вкусам отдельной части нашего зрителя".
Вопросы репертуара стали камнем преткновения между энтузиастами и критиками джаза, которые, не вдаваясь в сущность музыки, а, скорее всего, даже не имея о ней никакого понятия, безоговорочно порицали все созданное Западом. Это длилось еще десятилетия, но создание советского джаза без основ и эстетики американского, разумеется, осталось розовой мечтой.
Конечно, столь профессиональной критики в новосибирской печати почти не было. Местный зритель продолжал наслаждаться rib-током гастролирующих бригад, большинство из которых действительно к джазу не имели ни малейшего отношения.
Иногда в город заруливали „таинственные" джазы — „Теа-Джаз“ А.Петрова с артистами Мосгосэстрады, Московский мюзик-холл, „всемирно известная певица" Нонна Алесеевна Полевая-Манфельд с репертуаром песен Америки и Западной Европы и аналогичная „звезда" Щедени-Валевская с набором „этнографических песен".
На ограниченный срок в город из фондов Росснабфильма поступают новые цветные (?) ленты Уолта Диснея „Кукарачча", „Три поросенка", „Забавные пингвины" и „Микки-дирижер", которые сопровождались музыкой больших американских оркестров. Музыка из этих фильмов моментально находит свое место в репертуаре джаза п/р Л.А.Зилинга, исполняющего свои пьесы перед сеансами в кинотеатре „Госкино".
Появились и первые вокалисты, пытающиеся петь под джаз — Анна Борисовская и Петр Тарахно.
Нельзя, конечно, говорить, что околоджазовая халтура и безвкусица прямо заполонили город. Среди заполнявших танцплощадки кустарей и музыкальных арапов (так расшифровывал Дмитрий Кабалевский часто печатаемую на пластинках приставку — муз.ар., музыкальная аранжировка), были и настоящие музыканты, которые спокойно делали свое любимое дело. Продолжали работать оркестры Зиновия Хазанкина и Петра Головачева. Полностью в эти годы проявился талант Коморского, оркестр которого, без всякого сомнения, был и самым джазовым и наиболее профессиональным.
Не стояло на месте и другое музыкальное искусство — классическое, симфоническое, камерное, хоровое и народное творчество. Замечательны отзывы Глиэра и Льва Оборина, побывавших на гастролях в Сибири, о симфоническом оркестре Новосибирского радиокомитета под руководством П.П.Вальдгарта.
Но об этом — другая история.
А вот газетная заметка о том, что „...в колхозе „Красная Армия" Каменского района, ТРАКТОРИСТ Кузовкин организовал шумовой джаз-оркестр, в котором играло двадцать (!) человек."
Очевидно, в ход шли карданные валы и карбюраторы.
Весной 1936 года по стране проходит ряд Олимпиад Искусств, и, конечно же, сибиряки и в этом деле не отстают от центра.
Особо выделилась Всесибирская Олимпиада, где многими отмечен „...отличный по качеству джаз-оркестр, томского гарнизона", занявший первое место, и „...новосибирский джаз-оркестр Яковлева", который сыграл несколько джазовых пьес в Доме Красной армии на Олимпиаде, красноармейской художественной самодеятельности.
Очень тонко подмечены некоторые особенности того времени в местных газетах:
„В этом году на Всесибирской Олимпиаде выступал первоклассный оркестр Кемеровского клуба, выращенный крупным энтузиастом товарищем Барсуковым. Кружковцы настойчиво изучали ноты по итальянской системе. В момент выступления на Олимпиаде в оркестре было пятьдесят человек. Исполнял оркестр народные мелодии, лучшие музыкальные произведения советских композиторов и классиков. Надо было всячески поддерживать этот прекрасный коллектив, заботливо выращивая его. Но кемеровские руководители решили по-своему: быть на этом месте джазу! Моментально нашлись средства — 4000 рублей (деньги по тем временам не малые). На эти деньги спешно были закуплены шелковые блузы и клоунские колпаки. И джаз, типично ресторанный джаз, — готов!"
Действительно, таким образом создавалось много джазов. Но были настоящие музыканты, для которых музыка была превыше всего. Например, помимо Коморского, Хазанкина и Головачева в это время организует оркестр большой знаток джаза и опытный педагог Чигорский. Начиная с 1936 года этот музыкант усиленно пропагандирует в Новосибирске духовую музыку и джаз. Чигорский был большим специалистом в области инструментовки и истории духовых, имел недурную коллекцию инструментов, и был кумиром многих пацанов, которые обучались у него игре на кларнетах, саксофонах и других инструментах. От продолжал заниматься джазом, всю жизнь, несмотря на гонения властей и критику со стороны официальных органов культуры.
„Ряд Олимпиад и фестивалей, прошедших в Западной Сибири, продемонстрировал солнечную радость нашей жизни,— пишет в 1936-ом году еще какой-то газетный доброхот. — Эта радость выражалась в пении, плясках и играх. Но совершенно нетерпимым явлением в нашей клубной музыкальной самодеятельности является сильное увлечение фокстротом. Руководители музыкальных самодеятельных клубов зачастую страдают известной беспринципностью в выборе репертуара, смакуя западно-европейские „новинки", пичкая и отравляя сознание начинающих музыкантов кабацко-буйными и сюсюкающе-сладкими „шедеврами" фокстротной музыки. Для примера можно привести „самодеятельный ансамбль" Чигорского (Промсовет). Ансамбль этот — нечто среднее между полуджазом и шумовым оркестром, оркестром народных инструментов и оркестром венским. Ансамбль, в котором больше всего шума и треска, и меньше всего музыки. Полетать музыке и репертуар — „Париж", душещипательный блюз „Моунтана", и „Военный патруль" — бездарное, низкопробное произведение. Такие ансамбли опошляют даже советские песни — „Молодость" Блантера, „Песню о Родине" Ревуцкого и „Марш веселых ребят". Эти бодро-зовущие радостные советские массовые песни, которые поются миллионами счастливых людей нашей страны, в „умелых" руках приспособленцев становятся похожими на „Париж" и „Моунтану"..."
И так далее.
Приведенный образчик газетной критики весьма характерен для тех времен. Но вспомним, как издевались Ильф и Петров над джаз-оркестром Малкина-Залкинда и Компании. А ведь, судя по инструментарию и репертуару, это был обычный ранний советский эксцентрический джэз-бэнд.
Ну как не смеяться над „джазами" артели „Симфония" (при фабрике испанских мандолин) или „Джаз ФБР2 (профсоюза Финансово-Бухгалтерских работников ), игравших в парке „Сосновка2!
7
...Неисчерпаемы возможности роста джаза. Этот рост может и должен идти, между прочим, и за счет обогащения самим инструментарием. Найдется немало национальных инструментов народностей Советского Союза, которые смогут значительно обогатить партитуру джаза Надо пересмотреть национальные инструменты и отобрать из них наиболее выразительные по тембру, с наиболее развитым звукорядом. Следует также широко использовать