Я оставил Гепару на втором уровне Астрала — как всегда, техника безопасности на первом месте. Сам же, на свой страх и риск, заглянул сразу на шестой. Но, к моему облегчению, Демона Горы там сегодня не было. Да только надолго ли это?
Вернувшись сознанием обратно, снова ушёл в медитацию с Гепарой, только поверхностную, без погружения в Астрал, но мозг зудел. Внутри сидел гвоздь, и знал я, что надо его выдернуть. Тут вспомнил о Шельме. И почему я её раньше не спрашивал о Горе? А ведь демонесса всегда под рукой.
Ментальным щупом стучусь в браслет к Гротескной Шельме. Демонесса появляется, как всегда, — в виде полуголой девицы с ленивой усмешкой на губах.
— Слушай, сударыня, — начинаю я, стараясь говорить нейтрально, будто просто интересуюсь погодой в Аду, — а ты вообще в курсе про Демона Гору?
Шельма хмурится, усевшись в моём сознании в развратной позе.
— Ну, есть такой бог Астрала. Это первое, что приходит в голову. Вообще-то его и зовут Гора. Но это бог Астрала, понимаешь? Он никогда не пересекал границу с миром людей. А откуда ты о нём узнал? Кто из Демонов проболтался?
Я пожимаю плечами:
— Никто. Я его лично видел.
Глаза у Шельмы делаются круглыми, как два шара.
— Ты видел Гору? — Демонесса даже заикается. — Большинство Демонов его не видели. Даже я его не видела!
— Ага, вот так вот, — хмыкаю я. — Поэтому и спрашиваю: что, чёрт возьми, значит его появление на шестом уровне Астрала?
Шельма замолкает и делает бесстрастное лицо, но по её виду видно — тревога точит изнутри.
— Да откуда я знаю, дорогой! Удивительно, что он так близко к поверхности спустился… — наконец говорит она тихо. — Это совсем не похоже на богов Астрала. Они никогда-никогда не спускаются так низко.
Она замолкает, а потом добавляет глухо:
— Что-то страшное назревает.
Я только усмехаюсь:
— Шельма, я и без тебя это знаю.
Ночь провожу один. В принципе я не против был побыть и с Гепарой, но и настаивать не собираюсь. С Гепарой у нас отношения сложноватые, одним словом. Мы, конечно, и близки, в то же время она ещё не готова перейти черту. А я не тот, кто станет давить. Пусть всё идёт своим чередом.
Светка дрыхнет у себя — беременная, сопит в подушку, накормленная до сыта. Камила — вообще у родителей, в который раз. Так что мне выдался сон в одиночестве.
Точнее, почти.
Где-то к полуночи, когда уже дремлю, ко мне в постель бесшумно укладывается Красивая. В своём тигрином облике, как всегда. Ну, легла и легла, пускай её. Через некоторое время вслепую кладу руку на её бок, ожидая привычной шерсти, а натыкаюсь на тёплую гладкую кожу. И обхватываю, кажется, женскую грудь. Большую, выпуклую, которая точно не может присниться. Шарик едва в ладонь помещается.
Я не открываю глаза. Если Красивая решила так — пусть. Пусть делает это в своём темпе. Нечего подрывать доверие оборотницы. У неё и так жизнь была тяжёлая, раз она боится открываться людям.
Я просто расслабляюсь, прижимаюсь к женскому телу рядом, которое сначала растерянно замирает, а потом отвечает на объятие, и проваливаюсь в сон.
А утром, как ни в чём не бывало, просыпаюсь рядом с привычной полосатой тушей. Красивая дремлет у меня на постели в облике тигрицы. Видно, под утро преобразилась, застеснявшись. Ну что ж, её выбор.
Позавтракав наскоро, собираюсь на «Лубянку». Не люблю я эти кабинеты Охранки, комнаты с тяжёлой мебелью и висящей в воздухе подозрительностью, но приходится, куда деваться. Надо же поговорить насчёт Паскевичей.
Красный Влад встречает меня тепло, почти по-отечески. Вручает кружку с чаем — без сахара, но зато с мёдом. Мёд я люблю, как и любую глюкозу, которая помогает мозгу лучше работать.
— Ну, Данила Степанович, рассказывай, — хмыкает Владислав Владимирович, разглядывая меня, будто ищет на моём лице следы бурной ночи, хотя с чего бы? — С чем пожаловал?
Вздыхаю, ставлю кружку в сторону и глухо говорю:
— Хочу подать официальную ноту протеста в связи с действиями людей князя Паскевича в моих родовых землях.
Владислав грустно кивает. Я и так знаю, что он в курсе. В Охранке всегда узнают раньше тебя.
— По новостям уже показали, — говорит он, откидываясь в кресле. — Как от твоей усадьбы по обочине топает спецназ Паскевича, поднимая пыль столбом.
Усмехаюсь уголками губ.
— Они сами первые начали.
Начальник Охранки пожимает плечами, как будто соглашается, но видно, что всё это ему неприятно.
— Никто и не спорит. Мы — я или даже сам Царь — поговорим с Паскевичем. Но, Данила, честно, твоя личная война с Паскевичами — идея так себе. Вернее, это очень плохая идея.
Смотрю ему прямо в глаза.
— Согласен, Владислав Владимирович. Но если ещё раз княжеские люди сунутся на мои родовые земли или в другое имущество, назад они отправятся не пешком по обочине, а в мусорных мешках.
Красный Влад разводит руками:
— Давай только не горячиться. Князь Паскевич лишился сына — вот его и штормит. Видимо, у него психику подорвало.
Киваю:
— Я всё понимаю, Владислав Владимирович. Но мой род в обиду себя не даст.
Красный Влад кивает, устало потирая виски:
— Да понятно, Данила, всё понятно. Я же сказал, разберёмся.
Я не стал развивать тему. Сказано — значит, сказано. Пусть сами разбираются со своим князем-неврастеником. Хотя нет, сам я не ослаблю контроль за ситуацией. На Охранку надейся, а сам не плошай.
Покинув «Лубянку», я, раз уж дорога пролегает мимо, заезжаю ещё к Морозову. Всё равно из центра столицы путь короткий. Только зря заезжаю. Князя Юрия Михайловича дома не оказывается, Маша где-то у подруг — лишь тишина да слуги с каменными лицами.
Точнее, почти тишина. На пороге гостиной появляется Ненея, младшая сестрица Лакомки. Вот уж точно копия моей главной жены, только в более худосочном издании. Черты те же, манеры те же, но хрупкости больше. Зато уже с брачным кольцом на пальце — значит, теперь она официально княгиня Морозова. Всё чин по чину.
— О, мой дорогой король Данила! — залепетала она с порога, радостно кинувшись обнимать меня, как любимого брата. — Как здоровье Светланы? Ой, точно… и как продвигается