Джафарович, как иногда в шутку его величал Косяков, был деятелен, неутомим и удачлив. По утрам за ним теперь заезжал красный „жигуленок" с шофером Петей. Петя, деликатно погудев, оставался в машине и читал газету. На замечания Вениамина, что нс мешало бы и водителя напоить кофе, Алик неизменно отвечал, что баловать народ ни к чему, он после этого хуже работает. Потом, если позволяло время, Косякова отвозили в институт, и Алик отправлялся по своим делам, которых с каждым днем становилось все больше.
Ни словом, ни намеком Алик не давал понять Вениамину, что теперь роли переменились и нахлебником является именно он, Косяков, но все же Вениамин испытывал некоторое неудобство. Он все чаше чувствовал себя приживальщиком и, если бы мог, с радостью вернулся бы к прежнему бедному существованию, где главную роль играл он, а не какая-то бывшая мышь, но, увы, что-нибудь изменить был не в силах.
Об источниках своих доходов Алик говорил скупо и невнятно, но, скорее всего, это происходило не от того, что он не доверял Косякову, а потому что достаточно хорошо изучил Вениамина и трезво принимал в расчет его консервативную натуру, инстинктивно противящуюся любому роду деятельности, не связанному с государственной службой. Из-за этого новоявленный бизнесмен даже и не пытался привлечь Косякова в помощники. По невнятным замечаниям Алика Вениамин примерно составил представление о его работе, которая явно была связана с перепродажей. По новому законодательству это не противоречило условиям складывающихся рыночных отношений, но игра шла на грани фола, и боязливый Косяков не желал в ней участвовать, хотя надежд на то, что все в его жизни образуется само собой, оставалось все меньше.
Но как ни безрадостны были перспективы, согревало одно — встречи с Валей. Косяков старался видеться с девушкой как можно чаше, и хотя эти короткие свидания происходили только в стенах института и о более тесных отношениях Вениамин не позволял себе даже мечтать, их приятельские отношения не остались незамеченными.
Косяков и сам понимал, что пару они составляют, должно быть, комическую, и дело тут не только в разнице возрастов. Ну, что действительно такого в пятнадцати годах, что разделяли даты их рождения, — история знает куда более рискованные сочетания, — нет, проблема заключалась в другом. Яркая, находящаяся всегда в центре внимания девушка и бесцветный, вечно мнущийся Вениамин, незаметный в любой компании, — вот что составляло главную трудность.
Минут за пять до начала перерыва Косяков отправлялся в столовую, чтобы занять очередь не только для себя, но и для Вали. И не было случая, чтобы она отказалась от робко оказанной услуги. Сослуживцы шушукались, Косяков бледнел и терялся.
Определенно Валя по одним известным ей соображениям выделяла Вениамина среди институтской толпы, и это внушало надежду и делало его счастливым несмотря ни на что.
В конце концов Вениамин осмелел настолько, что решился пригласить Валю в гости. Перед этим он долго прикидывал разные варианты, до похода в ресторан включительно, но сам же их и отверг по многим причинам. Оставался дом, но как быть с Аликом?
Да, с Аликом предстояло объясниться. Не мог же в самом деле Косяков привести девушку в квартиру, в которой целый вечер на диване валяется здоровенный мужик в адидасовском спортивном костюме и смотрит телевизор, вернее биржевую программу с бесконечными объявлениями о купле-продаже. Что будет говорить Вениамин, как представит Алика — близким другом, дальним родственником или просто квартирантом? Выход виделся в одном — удалить Алика на время из дома. Врать Косяков нс умел. Прежние неудачные попытки начисто отбили у него вкус к вранью, так как из-за вранья случались одни неприятности, поэтому он решил обратиться к Алику прямо, без обиняков, как мужчина к мужчине.
Алик выслушал его молча, лишь пару раз хмыкнул в короткие ухоженные усики и без долгих слов согласился исчезнуть из жизни Вениамина и Вали до одиннадцати часов.
— Ты собираешься оставить девушку на ночь? — только и спросил он в конце разговора.
— Да ты что! — решил на всякий случай оскорбиться Косяков. — У нас совсем другие отношения. Попьем чайку или кофе, поговорим, вот и все.
— Как знаешь. Могу и на ночь уйти.
— Нет, ты не так меня понял. Просто дружеская встреча без всяких глупостей.
— Хорошо. Только цветы купить не забудь. И еще я тебе из своих запасов оставлю бутылку шампанского и бутылку „Наполеона".
— Коньяк — это лишнее, — убежденно заявил Вениамин.
— Я лучше знаю, что лишнее, а что — нет, — подвел черту Алик и вытащил из пухлого портмоне сторублевку. — Это тебе на цветы. Не маши руками, пригодится.
До полночи Косяков драил полы, перемыл посуду, выбил коврик в прихожей, чего раньше не делал никогда, и разошелся настолько, что протер плафоны в комнате и на кухне.
На следующий день из института Валя и Вениамин уходили, как большевики с явочной квартиры, поодиночке, чтобы встретиться через два часа на автобусной остановке около косяковского дома.
Косяков почти бежал до самой станции метро, перепрыгивая через незамерзающие даже к вечеру лужи. Громадный красный шар заходящего солнца повис точно в перспективе улицы Ленина, и Вениамин про себя отметил, что раньше ничего подобного не замечал, хотя и проходил этим маршрутом множество раз. Впереди Косякова стремительно неслась его длинная тень, словно стрелка компаса указывая нужное направление.
В переходе метро, не задумываясь, Вениамин купил пять бордовых среднеазиатских роз и спрятал их на груди, под пуховик, чтобы не замерзли.
Дома почти все было готово к приему. Косяков быстренько собрал на стол, поставил посередине вазу с цветами и вновь поспешил на остановку, чтобы встретить Валю.
Все шло просто великолепно, и когда Валя почти минута в минуту назначенного времени вышла из такси, Косяков почувствовал такую звенящую легкость во всем теле, что даже ухватился за ближайший фонарный столб, чтобы от счастью не взмыть к небу.
Втайне Косяков надеялся поразить девушку изящно накрытым столом и изысканными закусками и, надо отдать должное, это ему удалось. Валя на секунду замерла на пороге, откуда вдруг открылся заманчивый интерьер комнаты, и совсем не по-женски присвистнула. По всему было заметно,