Глава 3
В лесу родилась еолочкаааа.
– Класс. Нашелся таки. Я уж думал все, промохал один, – сквозь боль, сквозь снежную слепоту, сквозь ужас, проник в мой вопящий мозг, мерзкий мужской голос. Так наверное говорит сам дьявол. Басом шикарным, с нотками насмешки и уверенности в себе. – Слушай, а ты вообще как дожила до лет своих, с таким то везеньем, а Баба Морозиха?
– Я не баба, – ну конечно, вот именно сейчас я должна объяснить этому хамлу правила общения с дамой в бороде и валенках, у которой от боли летят меред глазами разноцыетные веселые шары. – И что там у вас нашлось?
– Капкан. Дорогущий, блин. Я его на… лису поставил бешеную. Повадилась, чертовка, в мои владения лазить. Наглая еще такая, падла, караул просто. В валенках… Ну, точнее я по всему периметру двора поставил, а этот вот, как-то…
Боже. Боже, это просто сюр. Это мне снится, наверняка. Ну не может такого со мной случиться на самом деле. Лес, пурга, капкан, маньяк в малахае, бородатый, с юмороком как у зеленого болотного огра.
– Лиса в валенках? – всхлипнула я, прижав к груди мешок так, будто он последний оплот нормальности в этой ужасной ночи.
– Ага, и с бородой, – хмыкнул огр, склоняясь к моей ноге, горящей огнем. Дать бы ему чем-нибудь сейчас тяжелым по башке, может тогда шанс у меня появится…
– Голова у меня крепкая, – хмыкнул сам черт. Наверняка у него в этих, как их там называют, сапоги меховые такие. Унты. Вроде Точно, унты. Правильно, когда бы я еше вспонила название этих говнодавов, как не сейчас, когда мне, наверное, отрежет ногу громадный дядька, с гглазами Ганнибала Лектера. – Так что не дури. Неприятно тебе будет, когда бантик увидит, что ты задумала.
– дяденька, миленький. Отпустите меня, – взмолилась я, пытаясь надавить на то. Чего у мужика отсутствует, как атавизм. На жалость, короче. – Новый год. Ждет меня мама и братишка. Очень ждут, сидят бедные, голодные. Я честно честно больше не буду детей поздравлять. Вообще уволюсь из театра. Даже печку не стану играть. «Напекла я пирогов, для друзей не для врагов» – заголочила я из последних сил. Мужик крякнул, расцепил на моей ноге страшные стальные зубья и я чуть не свалилась на землю, оборвав свое шикарное пение хриплым воплем. Боль стала одурительной.
– Там в мешке то у тебя чего, что ты в него вцепилась, как в последний оплот добродетели?
– У меня там ценный…
– Веник?
– Вас это не касается, – всхлипнула я, и поползлак забору. Надо бежать. Надо уносить ноги. Плевать, что вьюга усиливается, и я уже не вижу даже псов за стеной снега. Хотя точно слышу, что они совсем рядом сопят и рычат. И насильника маньяка не вижу, а это плохо. Значит я не контролирую ситуацию. Черт, я ее давно не контролирую, так-то.
– Эй, не баба, ты где? Ты отзовись лучше. Все равно ведь твои убогие родственнички не дождутся кормилицу. Замерзнешь под елкой, и капут, праздничек блызнул. Идти ты не можешь. Ползаешь бодро, правда. Красиво. Зад у тебя в этом «пальте» просто мишень.
– Я лучше под елкой сдохну, – дура. Боже, я дура. Ну чего мне не молчится? Он бы сейчас плюнул и ушел. И я бы… Сдохла под елкой. На глаза слезы наворачиваются. Страшно то как. И выбор у меня так себе. Может даже под елкой то не так болезненно будет.
Хруст приближающихся шагов по снегу, звучит как приближение рагнарека. Хруп-хруп-хруп. А потом… Я в воздух взлетаю, легко, как снежинка. Впервые в жизни. Еще никому не удавалось поднять на руки мои сто кг.
– Бантик, Ракшаса, в дом. Да не дергайся ты, дура, слышишь?
Я слышу, конечно. Вой ветра, даже как снежинки сталкиваются в безумном танце снежного бурана, кажется слышу. И ели сейчас становятся не на великанов похожи, а на кланяющихся своему хозяину рабынь. Мамочка, роди меня обратно.
– Сам дурак, – бубню я. Мне от чего-то становится очень спокойно в руках этого черта, даже боль в ноге затихает. Ну да, у него наверняка в унтах копыта раздвоенные, и шапка огромная ткакая, чтобы рога прятать. Сейчас самое время для таких как он, еще Гоголь писал, а он то толк знал.
– Неожиданно, – хмыкнул мой визави, таща меня как трофейного маонта. – Дураком меня еще никто не называл. Особенно тетка с красным носом в дешевом халате.
– Куда вы меня несете? В сарай? Там у вас циркулярка? Вы меня порубите на куски и в моем же мешке…
– Фантазия – огонь. Звучит как план, – захохотал маньяк, так, что кажется буран передумал ломать вековые деревья в лесу. – Но ты же тут, чтобы моего малыша порадовать? А я, знаешь, подумал, что…
– Лучше верните меня подл елку. Я там сдохну тихонечко, и все… Малыша… Вы… Слушайте, я вообще не такая. Я старая дева, у меня в мешке знаете что? Свитер с оленями. Я брату купила. У меня брат и мама. Я просто подзаработать хотела, чтобы… У них запросы. А я разочарование. Я и вас разочарую. В этом деле, ну в радости малыша, я профан. И вообще…
– Что, даже стихов не знаешь? – озадачил меня вопросом огр. Я представила, как во время процесса, буду декламировать Бродского, нервно хрюкнула и решила, что не дамся. – Да ты не думай, я заплачу. За целую ночь. Сколько там ты стоишь, ну с бородой, конечно. Слушай, а посох у тебя есть? Посох то самое важное в этом деле.
– Пусти, – хныкнула я, дернулась, взвыла от прострелившей ступню боли. – Я не хочу посох. Я домой хочу к маме.
– Поздняк, – рявкнул огр и распахнул двойные дубовые двери, ведущие в… Боже. Там наверное цепи на стенах, кандалы и дыба стоит в углу. И в потолок крюки вбиты. Наверняка. – И не ори. Не дай бог напугаешь моего…
– Он у вас еще и пугливый? – перебила я монстра в шапке, стараясь рассмотреть помещение, в которое он меня приволок, через полумрак. Тепло, огонь в камине пляшет не яркий. Обычный дом, богатый. Только нет ни одного символа приближающегося праздника. Странно.
Глава 4
А зовут меня Николь. Вот такая у меня мама затейница. Николь, Николетта. Дурацкое имя. В школе меня дразнили Колькой, Колючкой и Колягой. В ТЮЗе все зовут Ляськой, уж не знаю почему. Никому не пришло в голову Никой меня обозвать, или Никки. Все таки имя определяет судьбу. Поэтому я такая вот. Ляська.
– Ляся, – всхлипнула я, развалившись на диване в позе «Лягушка готовящаяся к прыжку». Бородатый монстр шапку так и не снял, может плешь у него во всю башку, стесняется бедняга, ну или дыра в башке. Зато стащил с себя тулуп, и явил моему неискушенному взору шикарный торс, затянутый в футболку цвета неба и плечи как у Зевса громовержца. И что это он делает, интересно. Склонился к моей ноге и…
– Только не ори, – предупредил меня маньяк и вцепился пальцами в валенок. – Напугаешь мне Барбоса. Я тебя… Сейчас осмотрю, и если порядок, позову его. Чудо просто, что ты явилась. Как из… Слушай, лыж то тоже нет у тебя?
О, боже. Тут еще и барбос есть. Зачем? Господи, он меня раздевать собрался. Ооооо.
– Учтите, я уйду в астрал, и буду лежать бревном. Удовольствия вы не получите, – пробухтела я, пытаясь свиться улиткой.
– Да на черта ты мне сдалась? И так холестерин высоковат. Барбоса позабавишь, и все. Я ему обещал в этом году праздник, – хмыкнул бородатый. У меня все внутри заледенело от ужаса и отвращения. Мерзавец резко сдернул с меня валенок, я закусила губу. Может, если я буду послушной, он меня отпустит с миром? Хоть бы, хоть бы. – Лю, аптечку мне.
Из полумрака огромной комнаты тут же появилась крошечная тень, наряженная в строгое платье с белым передником. Маленькая азиаточка молча скользнула к дивану, на который сгрузил меня мясник в малахае. Надежда появилась у меня. Ну не станет же бородатый при посторонних непотребаства творить? Или…
– Чего рот открыла. Лю