С другой стороны забора к ним стали стучать. Послышались голоса:
– Э-э, вот уж никак не угомонятся! Всё скулят!
Кто-то принялся расшатывать в заборе ещё одну доску. Так, чтобы и человек смог пролезть. Мурка с Полканом шмыгнули в проход между гаражами, и Мурка спросила:
– А где ты сегодня выть будешь?
И заботливо сказала:
– На улицах больше не вой! А то опять водой обольют из окна. А мороз прибывает, замёрзнешь.
Ночью Полкан садится на середине базарной площади, поднимает голову к небу, и несколько псов тут же присоединяются к нему. Им невдомёк, что только один голос в их общем хоре поднимается к самой Луне и ещё выше идёт – хотя у Полкана совсем тихий вой, тонкий, невыразительный.
– Здесь играют в игру, похожую на нашу фрр-фрр-семь-там-там-сто-четыре! – сообщает Полкан в небо. – Но мало кто умеет играть как следует! Я знаю только одного старика Гермогеныча…
– Ты говорил это в прошлый сеанс, – напоминает ему диспетчер. – И в позапрошлый. Знаешь, скольких наблюдателей я должен опросить ещё? Не повторяйся. Скажи мне, чтó ты узнал нового.
– Я узнал, что здесь далеко не каждый ещё обогрет и сыт! – докладывает Полкан.
Диспетчер отвечает ему:
– Это не ново! Что можешь сказать ещё?
– Покупатель приходил к моему старику Гермогенычу! – отвечает Полкан. – Он был в тонких ботинках, и всё остальное на нём тоже не по погоде. Но он тоже не новый! Я его и раньше видел.
– А я спрашиваю у тебя, что нового! – напоминает диспетчер.
Полкану очень хочется сообщить что-то новое. Ему жаль просто так прервать разговор.
– У них нет плавников на этой планете! – кричит он. – Ни у кого! Я не видел ни одного с плавниками!
– Есть у них и те, кто с плавниками, – возражает диспетчер. – За ними сейчас наблюдает стажёр Пры-У–6, твой одноклассник! У тех, кстати, ни у кого нет ног.
Полкан охает. Выходит, и Пры-У–6 прямо сейчас – без ног! Диспетчер говорит Полкану укоризненно:
– Строение биологических видов данной планеты вы изучали в школе, ещё до отправки на стажировку!
Полкан помнит: да, изучали! Но одно дело знать, а другое – почувствовать самому, каково это – когда у тебя, например, есть только лапы и хвост и, что бы ни происходило, не можешь ты взмахнуть крыльями, подняться в воздух. И плавников у тебя тоже нет. Если ты собака – так и живи до самой смерти собакой!
– Не забывай теорию! – говорит уже гораздо мягче диспетчер. – И подумай: что можешь ты сообщить мне ещё?
– Выходит, что я ничего не могу сообщить, – помолчав с минуту, опять завывает Полкан. – Всё как всегда, без происшествий! Местные условия мы переносим нормально. Я сплю под крыльцом павильона, туда ветер не задувает. А Мурку берёт к себе ночевать здешний сторож, его называют дядь Миша.
Он замолкает, прислушивается. Собаки с базара ему не мешают, он ясно слышит – им с Муркой сверху велят:
– Ошейники берегите!
И дальше:
– Приглядывай за Гермогенычем! Или как там его? За тем, кто играет в фрр-фрр-семь-там-там-сто-четыре!
«Почему – приглядывать?» – хочет переспросить Полкан. Но сеанс кончается, диспетчер торопится, приказывает ему:
– Скажи Эс-трам–1, пускай не спит в домике сторожа.
Эс-трам–1 – это Мурка, инструктор Полкана.
– А где же я буду ночевать? – говорит она Полкану наутро. – Спасибо, сторож дядь Миша меня пускает. Уж я бы расспросила диспетчера, в чём дело. Жаль, мне не положено выходить на связь – это твоя учёба!
– Кис-кис! – раздаётся поблизости.
Они оборачиваются.
– Пшёл! – топает на Полкана старушка. – Ишь ты, не можешь мимо кошки спокойно пройти.
И улыбается Мурке:
– Иди, кисонька, сюда, иди, уж я тебя угощу!
В руках у старушки пакетик дешёвого кошачьего корма. Третий пункт общих правил для всех командировочных: «Питайся одной пищей с теми, кому ты подобен!»
Мурка опасливо, как подобает ничейной кошке, приближается к торговке. В движениях бабушки, в её растянутой улыбке Мурке мерещится опасность. «Это потому, что я в роль вошла, я как местная уже, мне положено бояться», – успокаивает себя Мурка.
И тут старушка вцепляется ей в загривок, пальцы просовывает под ошейник. И товарке, которая по соседству торгует старыми чашками, велит:
– Помоги мне, Андреевна! Подержи её!
Кошке трудно освободиться, если её схватить за шею. Мурка громко мяучит, пытается вертеть головой, скалит зубы.
– Ишь ты, какая строптивая! – укоряет её старушка. – Нам только ошейник с тебя снять! Тебе он сейчас не нужен. Ты погляди на себя, вон какая гладкая, а другую кошечку насекомые с клещами заели!
Поодаль из-за домика сторожа выглядывает клочкастая кошка – глазки-щёлочки, шире они у неё не открываются. Где-то бродила кошка, долго бродила, пока не дошла до базара, а здесь над ней готовы поохать, и дать дешёвого корма, и даже надеть на неё ошейник от блох. Купить новый ошейник в киоске бабушкам кажется накладным. Но Мурка, похоже, не страдает от блох. Может, ей как раз ошейник её и помог. А теперь пусть новенькой тоже поможет! Все кошки на базаре общие, их кормят сообща, и сторож дядя Миша может под крышу пустить ночевать, и ошейники, защищающие от блох, здесь переходят от одной кошки к другой.
Полкан со всех ног мчится к старушкам и сразу обеих сбивает с ног, они валятся на расстеленную клеёнку среди старых блюдец. Одна первой подаёт голос:
– Сбесилась, сбесилась собака, держите!
Мурка стремглав бросается прочь – значит, и ему можно бежать, за ним гонятся и хотят побить. Кто-то частит:
– Это Гермогенычев пёс, это у старика с часами!
И другой голос отвечает:
– Так пускай при себе держит, пускай сажает на цепь!
Между забором и гаражами, куда человеку не пролезть, Мурка говорит ему:
– Я сплоховала. Прости меня. Чувствовала же, что не надо к этой бабуле подходить!
Полкан понимающе глядит на Мурку. Здесь, на Земле, поди разберись, что тебе кажется, что мнится, а что ты заранее верно угадал! Это диспетчер со своей непостижимой высоты может видеть, что ждёт их в будущем, хотя бы в самом ближнем – через несколько часов или дней. А сами они только смутно предчувствовать могут опасность своим кошачьим или собачьим чутьём.
Мурка говорит озабоченно:
– Теперь, может быть, нам придётся убираться отсюда.
Она сказала «может быть», но Полкан