У Ясны вопросов больше не было. А вот у меня имелись. И я надеялся, что мальчишка поможет мне найти ответы хотя бы на часть из них.
— Добран, — обратился я к пацану. — Тебе не кажется странным, что огневики пошли на такие совершенно дикие вещи, чтобы заполучить тебя? Твой отец ведь не последний человек в городе, а они так ужасно с ним поступили. Ладно, осудили тебя — тут они хотя бы сделали видимость, что действуют по закону и борются со скверной. Но взять с твоих родителей деньги за твою свободу, а потом пытаться тебя украсть — это уже перебор, как по мне. Неужели у огневиков настолько не хватает способных?
— Мама говорила, что способных очень мало, — ответил Добран. — Но мы никогда не думали, что огневики попытаются меня выкрасть.
— А как они вообще прознали о том, что ты рыжий?
— Они всегда знали. Когда я был маленьким, кто-то из дворовых заметил и донёс им. Но с огневиками из-за этого проблем не было. Мы красили волосы, чтобы люди не пугались. Рыжих ведь не любят. Могут и пришибить со страху.
— Что ж, вот вам ещё одно доказательство, что не существует никакой скверны у рыжих, — заметил я. — Иначе огневики не закрывали бы глаза на твой цвет волос столько лет. Но только странно получается: они всегда знали вашу тайну, а выкрасть тебя решили только сейчас. Да ещё и таким способом. Что-то здесь не так.
— Может, раньше не имело смысла? — предположила Ясна. — Не могли же они его в пять или семь лет заставить делать запасы.
— А сейчас, думаешь, самое время? Тебе сколько?
Второй вопрос я адресовал Добрану.
— Одиннадцать, — ответил мальчишка.
— А ты, вообще, можешь сделать этот запас? Неужели прям все до единого рыжие — способные? А то, может, вообще зря на тебя такая охота идёт. Я вот припоминаю, видел рыжих и на улицах, и среди дружинников. И никто их не пугался.
— То другие рыжие, ненастоящие, — пояснила мне Ясна. — У них русый оттенок волос может быть или чёрный. Или ещё какой-нибудь. У способных волосы — цвета меди, красные, как огонь.
— Неужели цвет волос определяет способность к чаровничеству? — удивился я. — Или там обратная связь: способность делает волосы такими?
В ответ Ясна и Добран лишь пожали плечами.
— Ты хоть раз пробовал запас сделать? — спросил я у мальчишки.
— Я не мог попробовать, — ответил тот. — Я же не знаю, как это делать, меня никто не учил. Но если научат — смогу.
— Ещё я слышала, что запас нельзя сделать где попало, — добавила Ясна. — Нужно особое место, где чары особенно активны. Там, говорят, всё пропитано особой силой: и воздух, и вода, и земля. Вот из этой силы запасы и делают.
— Понятно, — сказал я. — Что ничего не понятно.
Возникла небольшая пауза, и я уже хотел переводить разговор на другую тему, как вдруг Добран неожиданно заявил:
— Меня зимой возили в Браноборск. В Дом Братства.
— Зачем? — поинтересовался я.
— Гардовский удельник сказал, что меня должен осмотреть княжий верховник и решить, не опасен ли я. Сказал, что так положено.
— Но раз они тебя потом отпустили домой, то, видимо, решили, что не опасен.
Добран кивнул, помолчал, а потом добавил:
— Меня там не только верховник смотрел, а ещё страшный дядька с красными глазами.
— Тоже огневик?
— Да. И его все боялись. Даже верховник. Этот дядька долго смотрел на меня, ладонь к голове приставил, мне от этого плохо стало, а потом он сказал, что всё со мной нормально, и я не опасный. И мы вернулись домой.
— А через полгода они устроили вот это всё, — резюмировал я.
Мальчишка грустно вздохнул и снова кивнул.
А я призадумался. Огневики, как никто другой, знали, что скверны у Добрана нет, но они тем не менее повезли пацана в столицу княжества, чтобы показать какому-то влиятельному чаровнику, которого, по словам Добрана, даже княжий верховник побаивался. И дело тут явно было не в способности мальчишки делать запасы. Возможно, ценность этого парня была в другом. И большая ценность, раз огневики устроили такую постановку, чтобы его заполучить. А я спутал им все карты. Ещё и троих бойцов убил.
Да уж, если конфликт со Станиславом мог перейти в режим вялотекущего, а то и вовсе затухнуть после того, как я доберусь до дома, то огневики — другой случай. Братство Истинного огня так просто не отступит — это я прекрасно понимал. Хотя, на самом деле, не будь братство чаровников в этом мире самой грозной и всемогущей силой, мы бы ещё поспорили, на тему, кто виноват и насколько.
Ведь я защищался. У меня не было вариантов не убить тех, кто на меня напал. А вот огневики нарушили договорённость. Это был натуральный беспредел — взять с отца Добрана деньги за моё освобождение, а потом попытаться меня убить. Зная ещё при этом, чей я сын. Да и похищение мальчишки — беспредел. Так что я был в своём праве, когда защищался.
Но кого это, вообще, волновало? Если меня приговорили к сожжению в магическом огне вообще ни за что, то за убийство трёх огневиков даже страшно представить, что могли бы присудить. Но это если поймают, конечно. Я прекрасно понимал, что судить меня, когда я доберусь до Велиграда, будет намного труднее. Если вообще возможно. Но это я. А вот как быть с Добраном?
Я осознавал, что единственная возможность как-то примириться с огневиками и уладить конфликт — это отдать им мальчишку. Впрочем, даже для этого нужно было сначала добраться до Велиграда, предстать перед отцом и уже потом действовать под его прикрытием. При любом другом моём контакте с огневиками они бы просто меня ликвидировали — я уже понял, что для их братства это предпочтительный способ решения проблем.
Но всё же главной проблемой было не добраться до дома. Главное — я не хотел отдавать мальчишку. И не просто не хотел — я не мог его отдать. Ведь одно дело — если у Добрана есть какая-то сверхспособность, и её хотели развить, сделав пацана огневиком, и совсем другое — если его хотели принести в жертву в процессе проведения какого-нибудь ритуала.
Второе, конечно,