Через какое-то время получилось, и я смог разглядеть мужика. Он был среднего роста и крепкого телосложения. Возраст на вид определить было сложно, так как почти всё лицо незнакомца закрывала густая, довольно длинная борода тёмно-русого, почти чёрного цвета. Но седины в ней, как и в коротко остриженных волосах, практически не было, значит, мужик не так уж и стар.
А ещё он был сильно напуган или, скорее, взволнован — стоял, склонившись надо мной, открыв рот и, и от удивления натурально пучил глаза.
Но взволнованным лицом, густой бородой и выпученными глазами меня не удивишь, а вот одеждой, что была на мужике — запросто. Незнакомец был одет в выцветшую серовато-бежевую рубаху из грубого льна с широкими, сужающимися в запястьях рукавами. Её манжеты и воротник-стойку украшали незатейливые узоры, вышитые красной нитью.
Поверх рубахи был надет длинный тёмно-коричневый то ли камзол, то ли жилет из шерстяной ткани, небрежно застёгнутый на груди. На кожаном поясе незнакомца висел небольшой нож, больше похожий не на оружие самообороны, а на обычный бытовой инструмент.
Одежда этого парня меня смутила даже больше, чем мои ощущения, а они, надо сказать, были прескверными: тошнота нарастала, а головная боль усилилась так, что я боялся даже пошевелиться — казалось, что моя черепушка такого напряжения не выдержит и лопнет. Ещё помимо общей головной боли — распирающей изнутри, ныл затылок, будто меня кто-то сильно ударил по нему чем-то тупым и твёрдым. Или я упал на спину, что более реально, так как лежал я, судя по всему, на полу, ощущая спиной что-то твёрдое и неровное — видимо, грубо обработанные доски.
А ещё я отметил запах. Воздух был пропитан ароматами древесины, смолы и каких-то полевых трав. Вроде привычные запахи, но смешанные вместе, да ещё в какой-то запредельной концентрации, они добавляли свой вклад в эту сюрреалистическую картину, подчёркивали неестественность этого странного мужика, произносящего непонятные слова.
Казалось, я нахожусь в каком-то странном сне: этот мужик, его одежда, запахи — всё это было каким-то нелепым, подчёркнуто чуждым, невозможным.
— Слышиши ли мя? — снова обратился ко мне незнакомец. — Очнися!
Почему он пытается говорить со мной на этом непонятном языке? Точнее, на частично понятном. Суть сказанных им фраз я понял, но слова были странные. Что это за язык? Болгарский? Сербский?
И откуда этот мужик вообще взялся? Куда подевались профессор и все его ассистенты? Где я, вообще нахожусь? Как я сюда попал? И почему мне так плохо? Все эти вопросы кружились в моей голове, но ни на один из них у меня ответа не было.
— Слышиши ли мя, княжичю? — продолжал вопрошать незнакомец, склонившись надо мной ещё сильнее.
Вот же настырный. Я не стал ему ничего отвечать — не до него.
— Княжичю, встани!
Ага, сейчас всё брошу и встану. И прыгать начну от радости. Есть такое выражение — ватные ноги. А я теперь был весь ватный. Только голова чугунная и очень тяжёлая. Тут не то что встать — пошевелиться сил не было. Да и желания тоже.
А ещё каждое слово незнакомца отдавалось у меня в голове ударом молотка. Я прикрыл глаза и понял, что желаю только одного: чтобы этот мужик, кем бы он ни был, заткнулся и дал мне немного полежать в тишине. Однако тот и не собирался замолкать. Более того, он схватил меня за плечи и попытался поднять с пола.
И то ли от его инициативы, то ли просто время подошло, но новый приступ тошноты подкатил так сильно, что я инстинктивно быстро повернулся набок и приподнялся на локте левой руки, пальцами правой упёршись в неровные доски пола — очень уж не хотелось, чтобы меня стошнило на самого себя.
Но если на небольшой рывок мне сил ещё хватило, то на то, чтобы удержать ослабленное тело — уже нет. Хорошо, мужик успел крепко подхватить меня под руку — иначе я упал бы лицом в пол.
Думал, вырвет — полегчает. Но ничего не вышло — желудок держался. Поэтому не полегчало. Зато, находясь в таком приподнятом положении, я смог рассмотреть помещение.
Комната была довольно большой — квадратов двадцать пять. Слева от меня, у стены располагалась высокая, массивная кровать, покрытая тёмным шерстяным одеялом. Рядом с ней — широкая деревянная скамья, отполированная до блеска. Вдоль противоположной стены стояли сундуки, обитые железом и украшенные простенькой резьбой, один из них был открыт, а на полу возле него валялись какие-то тряпки.
Очень уж странная комната. Впрочем, мужику она вполне соответствовала. Она вместе с ним была словно вырвана из реальности. Или я был из неё вырван и куда-то перенесён. Но куда? Кем? И главное — зачем?
Или это розыгрыш такой? Я вспомнил фильм, в котором отмороженного мажора воспитывали, якобы переместив в прошлое. Хорошо бы, если так, но маловероятно. Точнее, полностью исключено: никто не платит пять миллионов рублей за то, чтобы просто пошутить. А мне заплатили.
Думать было тяжело — голова начинала болеть ещё сильнее. А не думать — страшно. Но думай не думай, а с каждой минутой приходило какое-то обречённое понимание того, что я находился не в своём времени. Но при этом, несмотря на то, что всё вокруг было чужим и незнакомым, я ощущал странное чувство принадлежности к этому месту, как будто оно на самом деле вполне могло быть моим домом, если бы я был кем-то другим — кем-то из этой эпохи. Более того, я был уверен, что какая-то часть меня считает это место своим домом. От этого становилось вообще жутко.
Голова с каждой секундой болела всё сильнее и сильнее. И ещё я почувствовал какое-то неприятное жжение во всём теле. И онемение в руках и ногах. Похоже, на улучшение самочувствия в ближайшее время рассчитывать не стоило.
— Княжичю, держися! Аз ныне помощи призову! — закричал мужик, заметив, что мне становится хуже.
После этого он вскочил на ноги и быстро куда-то побежал. А мне стало совсем паршиво, и я понял, что отключаюсь.
* * *
— Прости мя, господине, не ведаю, что с ним!
Эти слова донеслись откуда-то издалека и звучали словно из пустой бочки. Похоже, я снова пришёл в себя. Почувствовал, что лежу на чём-то мягком. Видимо, мужик перетащил меня на кровать. Голова раскалывалась так сильно, что я даже глаза не стал открывать — казалось, движение век может усилить эту боль. И меня всё ещё довольно