Глаза у девчонки превратились в два блюдца, как у японских анимашек.
— Люся, — я дотронулась до её руки, — приди в себя, мне нужна твоя помощь. Ты готова мне помочь?
Она закивала так интенсивно, что казалось, вот ещё раз и голова оторвётся.
Но тут дверь приоткрылась и в воздухе повисла голова Горгоны с кучей вертикальных морщин на лбу и торчащими в разные стороны волосами, словно последствие от удара током.
— Ах ты маленькая дрянь, — загундосила голова, — я же сказала, сегодня неприёмный день. Пошла вон маленькая сучка, пока я тебя не вышвырнула.
— Но ведь сегодня воскресенье, — попыталась оправдаться Люся.
— Вон, — заорала голова, и девчонка перепугано вскочила на ноги.
— На улице меня подожди, — прошептала я, и Люся, едва заметно кивнув, прошмыгнула в коридор.
— Ещё раз явишься, я тебя тряпкой огрею, — сообщила голова вдогонку. Перевела на меня свои поросячьи глаза и закрыла дверь.
«Ну твари, сейчас я вам устрою!» — пообещала я мысленно и, вскочив на ноги, одним быстрым движением замотала вокруг себя простыню, сделав что-то навроде сари, только начиналось оно у меня под мышками, а заканчивалось на ладонь ниже ягодиц, чтобы дать свободу ногам.
Подбежала к двери и, высунувшись в коридор, крикнула удаляющейся спине орангутанга:
— Сука Зоя, тебе конец!
Неандерталка развернулась, и я увидела в самом конце, около каморки, где справляла малую нужду, вторую копию с ведром в руках. Разглядывала что-то. И чего, спрашивается. И так понятно не французские духи на дне ведра плещутся.
— Что-о-о! — заорала образина не хуже Портоса и ринулась ко мне.
Ну и ладно. Или пан, или мне полный звиздец настанет.
Я заскочила в палату, оставив небольшую щёлку, чтобы увидеть, когда массивная туша появится, и отступила на несколько шагов назад. Но едва промелькнула тень, рванулась вперёд, ухватилась двумя руками за спинку кровати и обеими ногами налетела на дверь, примерно в том месте, где появлялась голова уродки.
Удар получился славным, аж пятки загудели, а за дверью раздался такой грохот, что на мгновение, перепугано замерла. Создалось впечатление, что в коридоре потолочная плита обвалилась. Но тут же вспомнила железное правило: «большой шкаф громко падает» и попыталась протиснуться в дверь, которую заклинило какой-то частью тела неандерталки, оставив узкий проход.
Мерзкое животное распласталось на полу, как удав сожравший барана и медленно переваривающий его тушу. Увидев меня, она приподняла голову, открыла рот и вывалила язык. Очень вовремя. Я оглянулась на вторую неандерталку, спешащую на помощь своей подруги, и ногой, со всего размаха въехала орангутангу по подбородку, чтобы она, сука драная, захлопнув свой вонючий рот, откусила поганый язык. Но эта тварь, вероятно, догадалась о моих намерениях, и в последнюю секунду её язык, как змея, с шипением исчез в утробе.
Но удар от этого не стал слабее. Голова мерзкой образины откинулась назад, хлопнувшись об пол, и она завыла, замычала, а потом стала громко хрюкать и всхлипывать. Ну надо же, нормальному человеку сотрясение мозгов было бы обеспеченно, а эта разрыдалась. Или у этих неандерталок действительно мозгов нет и нечему сотрясаться?
Оглянулась. Вторая тварь уже была почти рядом. Между нами оставалось не больше пяти метров, но я уже нашла себе оружие для самозащиты. Рядом валялась швабра, которую обронила рыдающая дама.
Эта бежавшая дура даже не попыталась уклониться или думала я этого не сделаю? Ещё как! Швабра, словно снаряд вонзилась в головную часть идущего на всех парах паровоза и практически остановила его. Убогая, будто в стену врезалась, встала на месте, размахивая руками и пытаясь взлететь, наверное. Да куда там, никаких крыльев не хватит поднять такую тушу. А в следующее мгновение я почувствовала себя Дон Кихотом сражающегося с ветряной мельницей, но в отличие от тронувшегося умом старика, победила. Слоноподобную животину развернуло спиной к стене, и она начала медленно оседать на пол. Выглядело это так, как будто пыталась сесть на поперечный шпагат. Пуговицы на выцветшем халате, не выдержав такой нагрузки, начали отлетать в разные стороны и моим глазам предстали ноги, побеждённые целлюлитом.
Я не стала дальше разглядывать эту образину, а бросилась бежать в ту сторону, в которой по моим понятиям должна была находиться лестница. Не ошиблась. Две широкие двери с матовым стеклом, за которыми толпилось несколько человек. Чей-то старческий голос в это время говорил:
— Опять дверь заперли. Каждый раз из столовой приходится стоять тут по полчаса.
Ключей в дверях не было, но я и не собиралась их открывать. Свидетели мне точно были не нужны. Будут потом рассказывать, что бегала по коридору полоумная, завёрнутая в простыню. Да и на улицу в этом выходить не айс. А где может находиться моя одежда? Правильно, у того, кто дал команду её отнять. Лёгким бегом приблизилась к кабинету Акакиевича и, распахнув дверь, увидела на топчане искомое.
— Кретин, сукин сын, — заорала я, выплёскивая эмоции, — хана тебе ветеринар недоделанный, — и подхватив стул за ножку, угрожающе двинулась к мерзавцу, — сдохнешь и найдут твоё вонючее паршивое тело в какой-нибудь сточной канаве. Убью суку!
Пилюлькин нервно сжался в позе эмбриона и закричал визгливым голосом:
— Не надо, не надо, у меня мама!
Нет, вы только гляньте, мама у него. А я значит сирота, сука уродливая. Сидит сволочь на стуле, он, что же, не слышал, какой бедлам творится, или тут каждый день кого-то метелят, а он баран паршивый на это глаза закрывает. Я обрушила стул на угол стола с такой силой, что у меня в руках осталась только ножка, кривая и выгнутая, совершённая близняшка тем табуреткам, которых показали в фильме «12 стульев».
— Благодари небо, что мне сейчас некогда, но я уже сказала. Ходи и оглядывайся, тварь ползучая! Потом тебя найду, хорёк долбанный, — и, подхватив свою одежду, кинулась вон.
Обе туши продолжали мычать и кряхтеть, особенно та, которая показала чудеса акробатики и уселась на почти правильный шпагат.
Я протиснулась в палату и почти с рекордной скоростью переоделась. Глянула в окно. Второй этаж и будь я в своей прежней оболочке, не раздумывая прыгнула. Может, и сейчас прошло бы всё удачно, но рисковать совершенно не хотелось. Поэтому связала вместе две простыни, потом подумав, привязала третью, стянув у рыжей стервы. Распахнула окна, закрепила к раме один конец и перебросила своё тело через подоконник.
Уже спрыгнув на землю,