Повисла тишина. Тик-так. Часы на тумбе. Донёсся сигнал машин с улицы.
— Мы оба дураки, Малфой… Дураки…
Наверно, и бог, и все великие волшебники знали, кто из них был виноват, но слова больше не нужны были там, где всё решали чувства. Казалось, что даже вселенная застыла, позволяя им вылечить друг друга. Прикоснуться к изнывающим от тоски душам.
Мгновение, и её сжали крепкие руки. Она плакала ему в плечо, чувствуя, как он дрожит, вбирая в лёгкие запах её волос.
— Мерлин… — выдохнул Малфой.
— Эта карамель сведёт тебя с ума? — сквозь слёзы прошептала Гермиона.
«Я больше никогда тебя не отпущу!»
«Н-и-к-о-г-д-а»
.
В лёгком танце летнего ветра Лондона, в сумерках этой ночи, два упрямых безумца нашли свой покой. Нашли свою станцию, медленно останавливая весь мир вокруг. И она любила его так, как никого и никогда.
Он постепенно снимал с неё вместе с одеждой боль, обиду и тысячу ночей, проведённых в слезах. Он снимал с неё все страдания, что они причинили друг другу. Снимал все горькие воспоминания и ядовитые слова.
Снимал и бросал на пол, целуя губы, в которых был привкус соли. Ласками раздевая её до тех пор, пока не добрался до застенчивой отличницы в бесформенном свитере, что так сильно полюбила однажды сломленного парня. Что лечила его своей улыбкой и стирала мрак с его расколотой души. Он любил её. Это была не физика. Они не нуждались в движениях.
Два израненных сердца, что отчаянно стремились друг к другу всё это время.
Два сердца, что бились вместе, вдали друг от друга.
Два сердца, что хранили боль и ненависть, но не отпускали.
Он вдыхал её. И она растворялась. Руки притягивали к себе девушку, в которой он нуждался, как в кислороде. И время действительно замерло для них. Только вздохи и стоны. Только две души, что сливались в одно единое, теряясь в нежных ласках и требовательных поцелуях. До невыносимости необходимые друг другу.
Он проводил руками по каждому изгибу её тела, вспоминая, как страдал от разлуки. И она в ответ шептала его имя, оставляя поцелуи на плечах, руках и шее, зарываясь пальцами в платиновые волосы. Никто не был одержим желанием быстрее получить удовольствие. Они растягивали момент, смакуя и останавливаясь, чтобы посмотреть в родные глаза, чтобы запомнить каждое мгновение. Просто понять, что это не сон, а реальность.
Тихие стоны и приглушённый шёпот заполняли номер отеля, отталкиваясь от легко развевающихся штор и тусклого света настольной лампы. Они остановились только тогда, когда простыни насквозь пропитались запахом близости их тел. Приятная усталость тянула мышцы. Им понадобился далеко не один раз, чтобы утолить жажду и рвение насладиться друг другом. Они скучали. Так сильно, что, даже выдохшись, не могли разомкнуть объятий. Так же, как и не могли прервать поцелуи. Каждый был готов продолжать это, пока не потеряет сознание, лишь бы этот момент не заканчивался. Лишь бы он длился вечность…
Часы тихо тикали на тумбе у кровати, когда Малфой неторопливо перебирал карамельные пряди, закусив нижнюю губу. В штормовых глазах царила тишина и покой.
— Мне так жаль… — выдавила Гермиона.
— Тшш, Грейнджер, я слишком счастлив сейчас, чтобы говорить о прошлом. Оставь это на утро, — он положил голову на её грудь и пальцем начал отбивать по плечу ритм её сердца.
— Но, Драко…
«Я хочу сказать»
.
Он выдохнул. Нехотя поднялся на руках так, что их лица оказались напротив друг друга. Тело приятно ощущало его вес, лёжа под ним, прикрытое лишь тонкой простыней. Малфой провёл носом по её щеке, втягивая запах кожи.
— Что ты чувствуешь ко мне, Грейнджер? — шёпот у самого уха вновь рассыпал мурашки по телу.
«Как я скучала»
.
«Чувствую, что не могу без тебя жить»
.
«Что ты всё для меня»
.
«Что я безумно счастлива сейчас»
.
Но вырвалось лишь то, что окунуло их в сладкие воспоминания, где они пропустили поход в Хогсмид.
— Ничего, — она улыбнулась, ощущая, как он застыл, а после впился в неё игривым взглядом серо-голубых глаз.
— Это одно из тех твоих красочных «ничего»?
— Оно самое, — рассмеялась Гермиона. — А ты? Что ты чувствуешь… Ты… любишь меня?
Недобрый огонёк загорелся в штормовом омуте.
«Снова эта ухмылка? Очередная его игра началась»
.
— Ты мне вполне приятна, — задумчиво протянул Малфой.
Гриффиндорка залилась смехом.
— Вполне приятна, значит? Ну, это самое необычное признание любви, что я слышала.
Его глаза сверкнули, а губы сжались в тонкую полоску.
— А много ты их слышала? — выдал Малфой.
«Эта его ревность. Просто бесконечная»
.
Улыбка на лице Гермионы растянулась шире. И слизеринец, фыркнув, отвёл взгляд.
«Это, признаться честно, даже мило, видеть его таким»
.
Гриффиндорка, приподнявшись, схватила мочку его уха. Он едва заметно вздрогнул, но не отпрянул.
— Я люблю тебя, Драко Малфой… И любила все эти годы! Только тебя.
Он замер, а через мгновение прислонился к ней лбом, закрыв глаза. Слёзы начали наворачиваться от осознания, что они упустили по своей глупости.
«Мы потеряли столько лет…»
«Я могла говорить тебе это каждое утро и каждый день перед сном»
.
«Ты бы не пережил весь тот кошмар во Франции»
.
«Я была бы рядом и поддержала, когда это было так тебе нужно…»
— Прости меня… что не сдержала своё обещание. Мне так жаль… я должна была выслушать тебя, должна была…
— Это сейчас не важно, — тихо прошептал Малфой в её губы.
«Как это не важно?»
— Да, нет же! Я…
— Тшш, тихо-тихо… Грейнджер. Молчи… Послушай нас, — попросил он, едва слышно.
Она остановилась и начала вслушиваться в тишину. Секунда. Другая. Десять. И по лёгкому постукиванию пальцев Малфоя по её плечу она поняла, к чему именно нужно прислушаться. Биение их сердец. Она слышала размеренный гул его такта и прислушалась к своему. Они были в такт друг другу.
— Слышишь? — тихо прошептал он, не отрываясь от неё.
— Да, — Гермиона закрыла глаза вместе с ним, слушая приглушённый стук двух сердец.
— Вот то единственное, что важно.
Солнце уже щедро заливало комнату светом, а на часах было далеко за двенадцать. Гермиона, потянувшись, открыла глаза и сразу встретила серый шторм напротив. Платиновые волосы растрепались, губы припухли от ночных поцелуев и расплывались в довольной улыбке.
— Давно проснулся? — пробубнила она осипшим голосом.