Слышу, как дочка снова возится в кровати.
Раньше я ждала бы его, пока не придёт, а теперь не хочу. Ложусь рядом с дочкой. Усталость сваливает с ног, и бороться с ней совершенно не хочется.
Но не проходит и несколько минут, как я ловлю звук отрывающийся двери.
Прислушиваюсь.
Максим приехал домой. Муж словно крадётся. Задерживает дыхание, остановив движение после скрипа петли, и, кажется, он теперь совсем не дышит, чтобы не нарушить тишину, и не разбудить нас.
Что это? Забота или желание скрыть своё позднее возвращение с последующей необходимостью объяснений?
Притворяюсь спящей. Но ресницы, наверное, дрожат. Я никогда не умела хорошо врать.
Он крадётся на цыпочках, но старые половицы предают его желание остаться незамеченным.
– Ты почему так долго сегодня? – мне вдруг кажется, что мой голос звучит очень резко в этой тишине.
Он вздрагивает, оборачивается на него.
– Я тебя разбудил? – Не отвечает на мой вопрос. – Как Сашка? – следом спрашивает, чуть громче шёпота, стягивая с себя пиджак.
– Тяжело. Постоянно на мне, – сглатываю обиду от недавнего равнодушного разговора. – Сейчас вот тоже уснула не сразу. Беспокойная очень.
– Из-за температуры. Зубы проверяла? Привози её завтра. Педиатры посмотрят.
– Думаю, со здоровьем всё в порядке. Да, возможно, и зубы. А что капризная, так она кроме всего прочего ещё… скучает по тебе, Макс. Всё повторяет «папа, папа» и смотрит на меня с вопросом в глазах.
Не могу признаться, что не только дочь по нему скучает. Я тоже безумно скучаю, но сказать ему об этом почему-то стыдно.
Глава 2.
Глава 2.
– Ты Сашку на прививку записала? – Утром, не поднимая глаз от телефона, спрашивает меня.
Молчу.
– Полин… – поднимает наконец-то на меня глаза. – Полин… Внимание на меня обрати. Ты обиделась из-за вчерашнего? – допытывается он. Он заранее знает ответ, но спрашивает, словно обязан спросить. Так сказать – проявить заботу. – То, что я поздно пришёл?
– Да.
Не хочу врать. Да и зачем? Он и так всё видит по моему поведению, уверена.
– Понимаю... – кивает в ответ, говорит, но в этих словах снова нет никакой искренности. Только привычная, заезженная пластинка.
Резко поворачиваюсь к нему.
– Слушай, ну хватит, а, твоих дежурных «понимаю». Нет, ничего ты не понимаешь. – Голос мой дрожит, но мне уже всё равно. Как и то, что снова поссоримся.
– Тебе нужен повод поругаться?
– Считай, что так, если тебе удобнее. Скажи, когда мы сможем хотя бы поговорить? Но не так, чтобы на бегу или ночью со страхом Сашку разбудить, а чтобы можно было не отвлекаться и не торопиться? За последние пару месяцев можно сосчитать, сколько слов мы друг другу сказали. Примерно... двести.
Он поднимает на меня взгляд, медленно наливая себе кофе. Берёт кружку в руки и сжимает её так, что костяшки белеют. Вижу, злится.
Отличительная черта моего мужа в том, что даже если очень сильно злится, всё равно будет держать себя в руках, и сделает всё, чтобы свести со мной конфликт на «нет».
Иногда меня в этом это восхищает, а иногда жутко бесит.
Сегодня как раз та ситуация, когда он жутко меня раздражает своим внешним спокойствием.
– А о чём говорить? О моей работе? Не думаю, что это будет тебе приятно слушать. О Сашке мы говорим когда есть вопросы. Ещё о чём?
– То есть больше не о чем… – меня начинает трясти. – О твоём отпуске, чтобы побыть с семьёй. О дочери твоей, которая не слезает у меня с рук.
– Отпуск никак. В другом от меня что требуется? Скажи, я сделаю.
– Я не знаю, что требуется. Может быть, ты знаешь, как ей ещё помочь, чтобы она перестала психовать в этой ситуации, когда я пытаюсь отучить её от груди и ввести полноценный прикорм? В конце концов, ты врач, мог бы относиться к этой проблеме более внимательно!
Кофе он уже, видимо, расхотел. Возвращает на стол кружку с лёгким стуком в откровенном раздражении.
– Я хирург, а не педиатр. – Голос по-прежнему ровный, но в нём проскальзывает сталь. – Я могу отрезать или пришить. Но я не могу сделать так, чтобы Сашка не устраивала тебе скандалов и спала ночами спокойно.
– Но…
– С себя начни прежде, Полина.
– То есть?
– Думаю, ты забыла главное, что говорили тебе педиатры: она чувствует твоё настроение. Ты на психах, и она на психах.
Разочарована. Вот и помощь. Оказывается, я только одна виновата, что дочь такая беспокойная.
– Я на психах, потому что тебя последнее время вечно нет. Ни поддержки, ни внимания! Вот вроде есть у меня муж, а вроде и нет. Я с твоей мамой и то чаще общаюсь, чем с тобой!
– Ну вот раз с ней ты чаще общаешься, тогда ты должна узнать у неё, как часто отец, пока мы росли бывал дома. Тоже как гость был, пока карьеру делал.
– То есть ты здесь гость... Ясно. Правильно говорят, что жена познаётся в бедности, а муж в декрете, – отворачиваюсь, хочу уйти.
Макс, понимая, что ляпнул не то, пытается сгладить конфликт.
– Поль, прости… Ерунду сморозил. Что мне сделать, чтобы ты обижаться перестала?
– Самую каплю, – и всё-таки я тоже не хочу пустой ссоры, – раз в день хотя бы можно позвонить, спросить, как дела. Приехать пораньше, с дочкой погулять почаще.
– Хорошо, я постараюсь, – пытается идти мне на уступки.
– Мне вот интересно: кроме пациентов и больницы теперь, после того как тебя повысили до заведующего, хоть немного места для семьи осталось?!
Муж замирает в удивлении. Я раньше ему таких претензий не выдвигала. Но раньше он и дома чаще бывал, чем сейчас.
Видимо, мы незаметно переходим в другую стадию отношений. Где будет только хуже…
Говорят, что у каждого брака есть свой кризис. Нашему браку пять лет.
Это много или мало? Достаточно, чтобы понять человека, или как раз столько прошло времени, чтобы начать терять его?
Мы ведь совсем недавно догадывались, что хочет сказать другой практически без слов. А теперь я смотрю на него и не понимаю, о чём он думает. Даже представить не могу!
Одно ясно: я его раздражаю сейчас своими претензиями.
Возможно, мы в этот кризис погружаемся со скоростью света, но не замечаем этого?
– Ты серьёзно? Ты действительно думаешь, что я это всё делаю просто так? Для развлечения?
– А похоже, что я шучу? Да, конечно, серьёзно! Ты приходишь домой ближе к ночи, падаешь без сил, и на этом всё заканчивается.
– Ладно... – его голос тихий, почти беззвучный. Или… равнодушный. – Прости. Расскажи, как у тебя дела, – медленно выдыхает.
Хочу ответить, но у него звонит телефон.
– Да! – практически рявкает. Кто-то что-то ему говорит. По моим предположениям, словно убеждает. – Я же сказал: нет! Что неясно сказал?! – он разговаривает с собеседником очень резко.
Я тоже смотрю на него, как он сбрасывает звонок, отходит к окну, засовывает руки вместе с телефоном в карманы домашних штанов и смотрит в окно. Я вижу, что он очень возбуждён после этого звонка, но старается не показывать это.
– У тебя проблемы? – тихо спрашиваю.
– Нет, с чего ты решила?
– Ты никогда так ни с кем не разговаривал.
– Как – так?
– По-хамски… Ты не орал на людей раньше, Макс.
– Ну, когда-то надо начинать, если люди… не хотят ничего понимать. Полина, мне пора. Слушай, а давай ты как - нибудь договоришься с мамой и оставишь дочь с ней? А сама по магазинам прогуляешься?
– Но пока она не остаётся ни с кем, ты же знаешь.
– Надо пробовать… Поплачет, ничего страшного. Ты слишком зациклена на дочери.
– Хорошо. Но я не хочу по магазинам. Может, тогда сходим на свидание? Посидеть куда-нибудь.
– Свидание? Нет, какое сейчас свидание, – отмахивается. – Дел невпроворот. Ты сходи, по магазинам прогуляйся. Тебе надо отвлечься. Может, это поможет… стать более спокойной… Особенно при условии, как тяжело Сашка принимает изменения. Пару часов ничего страшного, если Сашка не на тебе повисит, а на ком-то другом. Купи себе какое-нибудь платье, макияж обязательно и каблуки.