Я и мой ши-ире едины, и мы хотим вашей смерти!
Надо мной нависали Мария Сокол и Себастьян Сокол. Чертов президент Раттара. Скромненький мужик, которого все считали неподходящим для своего положения. Но мы и выбирали его в совсем других условиях. Когда Бирш не смыло. И это был его последний год правления. Себастьян Сокол любил свою страну и крайне сдержанно относился к тем, кого коснулось искажение. Так же как и его жена. Он уходил от ответа и умалчивал многое. Он был куда старше Маркуса и куда старше красивой и высокомерной Герцогини.
Как только я увидела в ярком свете ровное, точеное лицо этой женщины, я сразу поняла, что она не должна заполучить камень. Её корона в случае чего затмит весь Раттар, Этар и близлежащие земли. Такие женщины начинают войны. А такие женщины как я кусают эти красавиц за ноги и не дают им блистать.
На колени. На колени. На колени. На колени, сука.
Не было боли в ребрах, не было боли вообще кроме той, где на запястьях стяжки врезались в кожу. Сдохни. Умри. И убей Гишша.
Глаза Сокол расширились, она оттолкнула мужа.
— Ой, смотри, какая красота, у тебя так же будет, Себ. Смотри, как внушительно и страшно, — с восхищением сказала она, глядя на меня сверху вниз.
И только тогда я увидела красный отсвет на белом кафеле подо мной. Мои глаза светились, и от этого не было никакого толка. Я желала, чтобы они сдохли, а они лишь улыбались и смотрели на меня, будто не слыша того, что я всем сердцем им желаю. Я хочу, чтобы ты, Мария Сокол, ударила своего тупого муженька, который недостоин своего места, и выбросилась из окна. Но в них не было камней… лишь мелкие отголоски и у меня не получалось их зацепить.
Я хочу, чтобы Гишш пошел в полицию и всё им рассказал. Я хочу, чтобы вы лишились сил. Я хочу… я хочу-хочу-хочу.
И всё пропало, когда я встретила болезненный взгляд Лотана у противоположной стены. Он остужал меня словно раскаленную шпагу, кинутую в азот.
Я хочу, чтобы тебе не было больно. Чтобы не было больно больше никому.
Сокол, взяла своего мужа под локоть, и они вышли.
Сэре вздрогнула и застонала.
И я вдруг поняла весь смысл освобождения от Семьи. Это когда ты никому из них больше ничего не должен. Никому и ничего. Все твои долги тебе прощают, и ты прощаешь тоже. Ты отворачиваешься и уходишь. А они умирают за твоей спиной, и тебе нет до этого никакого дела. Но я не смогу её бросить.
Я перевела свой взгляд с неё на Легранда. Я очень хотела увидеть Шаку в последний раз. Ведь почему-то мне казалось, что ничего больше нет. Только наши два взгляда и смерть. И безграничная власть над людьми, которые никогда не смогут от неё освободиться.
— Камень, — сказал Гишш где-то вне помещения.
— Вначале Ньеро, — услышала я голос Хуга. Неужели он решил отдать им камень взамен Сэры? Даже она не стоит того, что тени смогут повелевать ши-ире всех людей на Световой Стороне, даже я этого не стою. Хугу стоило уничтожить камень, как только он попал ему в руки. Сразу. Сунуть под пресс, расплавить, бросить в самую глубокую расщелину, сделать что угодно, но не отдавать его им. Убить меня, если потребуется, но не отдавать его никому. Никому. Никто не достоин носить в себе красный камень. Нет людей достойных и достаточно себя контролирующих, неалчных. Власть развратит каждого из них. Абсолютно каждого. И каждый поддастся соблазну заставить соперника вначале встать перед тобой на колени, а потом застрелиться, потому что ты так сказал.
Чем больше я об этом думала, тем больше любила свой камень. Власть развратила и меня? Алчность? Любовь смотреть на то, как люди делают то, что я говорю, и испытывать ещё большее желание повелевать ими. Поэтому меня и надо было убить вместе с тем, другим красным камнем ведь я тоже опасна для Пирамиды. Хотя… наверное, меня сегодня и так убьют. И я уже не увижу того, что сотворит с этим городом красный ши-ире.
Они вошли в комнату вдвоем, Хуг и два тене-человека, выше его почти на две головы, они горбились, словно что-то тянуло их к земле. Один был Гишш, второго я не знала. Да и невозможно знать всех, кто живет на Теневой Стороне. Сколько их там ещё, жестоких и кровожадных, вылезет в наш мир?
Гишш указал худым и острым как клинок пальцем в сторону Сэры. Хуг посмотрел на неё, потом, видимо, заметил Легранда. Я увидела, как его лицо изменилось, и лишь потом он посмотрел на меня с удивлением. Да, я его нашла и тоже попалась, привет-привет. Всё кончено, мы проиграли, и ты не должен отдавать им камень, ведь он у них уже есть. Ты должен растоптать его прямо здесь, убить его и уничтожить, Хуг!
Сложно было высказать всё моё отчаяние одним только взглядом. Вообще можно ли что-то сказать взглядом?
Хуг дернулся, я только успела заметить маленький компактный пистолет у него в руке. Реакция Гишша была быстрее, куда быстрее, чем я могла от него ожидать! Его движения всегда были медлительными и ленивыми. Это был обман.
Я вздрогнула, но Гишш увернулся даже раньше, чем Хуг выстрелил. Его черная рука зашипела. Другой тене-человек выбил из рук Хуга оружие, схватил за горло и ударил несколько раз об стену. На пол упал красный камень.
Гишш мог убить меня сто раз. Он следил за мной и мог убить меня просто во сне. Задушить, зарезать, выбросить в окно.
Я попыталась встать, но Гишш пнул меня в живот, и, пока я кашляла и пыталась вдохнуть в этой чертовой повязке на лице, поднял красный ши-ире. Гишш рычал от боли.
— Всё в порядке? — спросила встревоженная Сокол, появившаяся в дверном проеме.
— Нет! Маленькая баориевая штучка жалит! — Гишш поднял вверх другую руку, в ней был компактный пистолет. — Гаденыш целился в голову. Пуля застряла в кости.