Сзади послышались голоса. Говорили на пушту, вроде бы.
Но я полз дальше, не обращая внимания. Затылком чувствовал мерзкое ощущение того, что в любой момент в меня прилетит пуля. Когда кто-то позади выстрелил, я аж вздрогнул. Но свои намерения не изменил… Дайте только выбраться, дайте выжить, а я еще дам знать о себе.
В какой-то момент я вдруг почувствовал, что заваливаюсь куда-то вниз и падаю. Кубарем качусь, бьюсь локтями, коленями головой. Задыхаюсь в пыли. Перед глазами сплошное мельтешение.
В таком состоянии невозможно было как-то оценивать своё самочувствие — пожалуй, тут уместно всего одно слово — дерьмовое. Без вариантов.
А скатившись вниз, я попал в какую-то вязкую грязь. На этом силы покинули меня окончательно — всему есть предел, каким бы подготовленным ты ни был…
* * *
Майор Игнатьев был в плохом расположении духа. Он лежал на больничной койке, мрачно смотрел на свои перебинтованные ноги и сильно сжимал и разжимал кулаки.
Да, в крупном госпитале Ташкента ему провели сложную операцию, в результате которой удалось восстановить перебитую пулей кость. Изначально она срослась плохо, от чего её снова пришлось ломать. Оказали все необходимые процедуры… Да, в советское время военная медицина тоже не блистала, но тогда хотя бы было человеческое отношение. Раненому давали все, что было. Нужно — бери! Больно? Сейчас поможем, хоть как-нибудь. А сейчас военная медицина — это одно название. Позорище, кто бы там что ни говорил. Собачье отношение.
Помню, как я как-то дал в зубы начальнику отделения гастроэнтерологии. Получил по заслугам.
Правда, какой-бы удачной не была операция, для организма ничего бесследно не проходит… Уже позднее Игнатьеву сообщили, что бегать как раньше, он уже никогда не сможет. Одна нога стала немного короче другой, про высокие нагрузки можно было забыть.
И сей факт его серьёзно выбил из колеи. По сути, это означало, что его снимут с должности и в лучшем случае, посадят где-нибудь в штабе. А то и вовсе, отправят на «дембель», точнее на заслуженный отдых. Бессрочно.
Командир группы «Зет» являлся тем самым человеком, который до мозга костей был военным. Он больше ничего не умел, вся его жизнь была посвящена только армии. Это не плохо, но лишь в советские годы. В будущем все резко изменится — не каждый сможет стать гражданским, не каждый.
И вот теперь, вверенная Игнатьеву чуть ли не лучшая группа разведчиков во всём Афганистане, лишилась своего командира. А ведь он, несмотря на звание майора, несмотря на выслугу лет, на имевшийся опыт, добровольно вызвался проходить все «скачки» вместе со своими парнями, хотя по факту командование от Игнатьева такого не требовало. Это было сугубо его решение, которое позволило максимально сплотить команду между собой. Сблизить командира и подчиненных. Спустя время, майор Игнатьев пользовался беспрецедентным авторитетом среди своих людей, да и многие командиры, коллеги и разведчики знали, какой он человек.
В госпитальной палате находилось ещё два офицера, один капитан со сложным переломом руки, другой старлей с ампутированной стопой — подорвался на душманской противопехотной мине.
— Саня, да не переживай ты так! — подбадривал его старший лейтенант. — Главное, что она у тебя есть! Нога, в смысле. Не то, что некоторые… Ну да, ты теперь не такой боевой как раньше, особо не побегаешь, но жизнь-то не кончилась!
— Вот-вот, дело говорит! — поддержал капитан. — Я от мужиков слышал, что у вас там настоящая мясорубка была⁈ Скажи спасибо, что сам выжил и группа в полном составе домой вернулась.
— Не домой… — всё так же мрачно отозвался майор. — Я же больше ничего не умею. Да и как они теперь без меня?
Игнатьев имел в виду тот факт, что без толкового руководства, группа просто развалится. Раскидают их кого-куда и дело с концом. Много уже таких историй было — командованию-то все равно.
— Ну и что⁈ Отставить, майор… Чего ты раскис? — В дверях палаты показался еще один сосед по палате, перемотанный бинтами подполковник. — Это к лучшему, если уволят, домой поедешь, к жене, к семье. Дети-то есть?
— Есть! — тут Игнатьев наконец-то широко улыбнулся. Единственный светлый лучик в его жизни.
— Ну вот, а командира тебе на замену найдут!
Прошло уже почти три недели — майор ходил на костылях, правда, зона его перемещений была очень небольшой. Палата — туалет, палата — столовая. Ну и небольшая площадка в зелёной зоне, с лавочками. Там было достаточно прохладно и тихо, хорошо оставаться наедине с собой и думать.
— Пойду-ка я, проветриваюсь! — ответил майор, устав лежать на кровати.
— Куда? Обед же скоро…
— Успею!
Кое-как поднявшись с койки, вооружившись парой громоздких деревянных костылей, он отправился к выходу из палаты. Прямой и практически пустой коридор вел во внутренний двор госпиталя, где как раз и располагалась зелёная зона. Цокая по кафельной плитке деревянными костылями, Игнатьев неторопливо шел вперед, останавливался, снова шел. Когда он практически добрался до выхода, в дверях внезапно появился хорошо знакомый ему офицер, которого он совсем не ожидал здесь увидеть.
— Товарищ полковник?
— Ну привет тебе, майор! — отозвался Хорев. — Как самочувствие?
— Пойдет.
— А настроение?
— Паршивое, товарищ полковник! — вздохнул майор. — Вы здесь какими судьбами?
— Не поверишь, но как раз по твою душу… Вернее, не совсем так. Есть у меня для тебя кое-какие новости и вопросы тоже. Но давай отойдём туда, где потише? Нужно обсудить кое-что важное, под грифом секретности.
— Справа от входа есть такое место. Там нам никто не помешает.
Они медленно вышли из здания, свернули направо и по узкой дорожке углубились в сквер, где стояло несколько лавочек. Там было практически пусто — только вдалеке дворник поливал цветы.
Полковник Хорев осмотрелся, прислушался — вокруг не было ни души. Уже близилось время обеда, поэтому прогулки закончились и других пациентов здесь не было.
— Я вас слушаю, товарищ полковник.
Тот сел на лавочку, посмотрел Игнатьеву прямо в глаза.
— Перейду сразу к делу. Помнишь те документы и фотографии, что ты прихватил с собой, когда во время операции «Петля» твои ребята накрыли обученных душманов?
— Это вы про бункер? — задумчиво произнес майор.
— Именно. Ты знаешь, что это такое?
— Понятия не имею, но мне показалось странным — зачем такие фотографии вообще были сделаны? И