Хами-хама поморщился, те же симптомы он ощущал с утра, за исключением барабанов. И вот сегодня, на второй день после их беседы с бобром, загрохотали и они.
Медведь не хотел превращаться в неуправляемого монстра. Особого выбора у него не было. Нужно было поговорить с тем, кто стар как сам этот мир, а потому имел несоизмеримый ни с кем опыт.
На востоке от Бескрайнего леса, всего в трёх часах пути от берлоги Хами-хама, начинались Смрадные болота. Эти безжизненные на первый взгляд топи, вонючие и мрачные, стали домом для множества существ, давно приспособившихся к невыносимым условиям. А при должном внимании здесь можно было найти и вполне привлекательные и неповторимые уголки. Один из них занял хороший друг Хами-хама, хранитель Смрадных болот и один из старейших обитателей Лабиринта – Шлепень-Топень. На самом деле звали его совершенно иначе. Но язык, на котором говорил Шлепень-Топень, был так невообразимо сложен и непонятен, а имя его было так невероятно бесконечно, что ни одно живое существо не могло воспроизвести и пары звуков из него. Хами-хама всегда с нескрываемым восторгом слушал, как друг произносит своё имя. В отличие от других языков, в языке Шлепеня-Топеня одна буква одновременно выражала совокупность нескольких, плавно перетекая из одного звука в другой, от чего появлялось ощущение, что говорящий не один, и слова разные, но при этом похожие. Это разноголосье продолжалось тридцать семь секунд. Именно в секундах Шлепень-Топень охарактеризовал своё имя. Долгота звучания для него была важнее всего. И он этим очень гордился. Как он сам неоднократно заявлял – его имя было лишь на две секунды короче имени главного предка. Что это означало Хами-хама не знал, так как Шлепень-Топень очень размыто рассказывал о своей генеалогии. Одно было известно – кроме него никаких других представителей этого рода в Лабиринте уже давно не существовало. Он был последний и по этому поводу не редко подолгу сокрушался.
Именно к нему и решил идти Хами-хама. Если Шлепень-Топень не поймёт в чем дело, то кто это вообще может тогда сделать?
Оставался ещё один вопрос. В привычных обстоятельствах Хами-хама преодолевал расстояние до друга за чуть менее чем четыре часа. Сейчас же медведь понимал, что даже при самой оптимистичной оценке, дорога может увеличиться ещё на пару часов. Слабость была такой, что временами не хватало сил подняться с кровати. Значит нужно было выходить в дорогу с самого утра, чтобы со всеми многочисленными привалами, медленным ходом, добраться к товарищу до темноты. Ночью Хами-хама не рисковал гулять по Смрадный болотам. Основная жизнь здесь кипела как раз в сумраке и жизнь эта была далеко не всегда дружелюбной. Да и деревья-путанники были здесь гадкой породы, не те, что в Бескрайнем лесу. Местные деревья никогда не докучали Хами-хама, так как тот не раз помогал им. А вот болотные их родичи – существа хитрые и гнусные. И несмотря на то, что и им Хами-хама не редко оказывал лекарскую помощь, не побрезговали бы подшутить и завести медведя в какой-нибудь глухой тупик.
Но была и другая проблема. За ночь самочувствие могло ещё ухудшиться, и тогда ни о какой дороге уже бы не шло речи. Так рисковать Хами-хама тоже не хотел. Он добрел до окошка и выглянул на полянку перед берлогой. Метрах в десяти, прямо по центру открытого пространства, был отсыпан песчаный круг, из сердца которого торчал двухметровый шест. По нему медведь определял время.
Сейчас было около часа до полудня, а значит пора решаться. Солнце летом садилось поздно, но в Смрадных болотах даже в это время года тени сгущались уже часам к семи вечера. Успеть добраться до Шлепеня-Топеня засветло ещё можно.
Хами-Хама собрал все силы и как можно бодрее принялся готовиться в путь. Жёлтые сапоги, шляпа с москитной сеткой, чудо-пояс, который заметно полегчал, так как медведь снял с него все лишнее. Оставил только самые необходимые мешочки с антисептиком, зельем придания сил, микстурой “незасыпайка”, бутылочкой воды. На плечо закинул сумку с сытными злаковыми лепешками. В руки взял посох; янтарь в его оголовке тускло мерцал. Хами-хама отправился в путь.
Глава 13
Дымка или Вертлюга, как называли реку местные жители, в начале лета всегда успокаивалась. После весенних паводков, когда воды было много и она грозилась выйти из берегов, Дымка словно засыпала и даже становилась менее мутной, по крайней мере до первых обильных дождей. Река была домом для множества существ, живших по ее берегам. Не редко Дымка преподносила сюрпризы своим обитателям. То она становилась стремительной и тёмной, то истончалась до ниточки и приводила население в ужас, ведь она была источником жизни для них. Бывало она замирала или поднималась, начинала зловеще урчать или загадочно шептать. Сколько лет можно было прожить на берегу этой непослушной реки и всё же, увидев её в очередной раз, удивиться её преображению.
Так было и в тот день, о котором рассказывал дед Барагоз за чашкой крепкого чая, сидя в своей хатке. Разговоры про зеленую реку и мерцание в воде звучали неправдоподобно. Медведь тогда усомнился в словах старого бобра, и ошибся, что бывало с ним не часто. Но, давайте спишем этот просчёт на его тогдашнее состояние, а оно было у Хами-хама отнюдь неважным – болезнь очень быстро растекалась по его телу.
А потом он ошибся второй раз, заявив, что не видел никого с симптомами неизвестного недуга, поразившего деда Барагоза. Он не только не упомянул про себя, но и понадеялся на свое всеведение. Хами-хама, конечно, знал много, и практически ничто не могло укрыться от него в Бескрайнем лесу. Но он все же не был сверхъестественным существом, и потому не мог знать всё про всех.
Не знал он и того, что в тот же самый вечер, когда дед Барагоз спустился к реке, чтобы набрать воды, чуть ниже по течению на берегу показалось ещё одно существо.
В темноте было сложно определить кто это. Но даже если бы события происходили днём, ясности бы не прибавилось. Оно с трудом ползло на брюхе, волоча за собой непослушные ножки. Лохмотья того, что когда-то, возможно, было одеждой распластались в грязи бесформенным сгустком. Судя по длинным склеенным кусками земли волосам, это мог быть шморк. Но, с другой стороны, существо