Отвёз он меня к каким-то «друзьям», проживающим в «серой лошади». Это дом такой есть у нас на улице «Имени Двадцать пятого Октября», построенный в тридцатых годах в стиле «Сталинский ампир», С колонами, лепными украшениями и скульптурами. Четыре скульптуры солдат, работниц и работников – строителей коммунизма, стояли на крыше дома. Почему его прозвали «Серая Лошадь» никто не знает. Говорят, что когда-то была и такая композиция, но до наших времён не дожила, оставив лишь память о себе в виде названия. В этом доме и раньше и теперь жила Владивостокская. Со времён его постройки жила. Старый дом... С высокими потолками и толстыми стенами. Покрашенный в серо-розовый цвет. Хе-хе… Может из-за цвета фасада и грубого монометаллизма возникло и прилипло сие прозвище?
Друзей в квартире на втором этаже было двое. Мужчина и женщина. Молодые. Чуть больше тридцати, как и Виктору… Глаза у обоих пытливые, но женщина мне сразу улыбнулась, а мужчина так и продолжал смотреть на меня испытующе и с некоторой настороженностью.
- Что-то он больно молод, - наконец сказал он. – Какой с него переводчик? На базе английской спецшколы и мы с, э-э-э, Марго переведём. Ты сам говорил, что фильм сложный… А нам нужны нюансы…
- Уверяю, тебе понравится, - улыбнулся Виктор. – У него дар.
- Не будем терять время, милый. Пусть начнёт. Там видно будет.
«Марго» положила ладонь на плечо «другу». Тот лишь пожал плечами, промолчав.
Мужчина был одет в костюм-тройку с галстуком и платком в нагрудном кармане и обут в туфли, словно для торжественного приёма. Ну и, естественно, под костюмом сияла белоснежная рубашка.
- Серьёзный «мэн», - вдруг сказал «внутренний голос». – Не просто так они пригласили переводчика, знающего Лондонский английский.
Именно Лондонское произношение услышал у меня Виктор, когда мы встретились с ним на следующий после просмотра «Омена» день. Он долго не мог поверить, что я выучил английский самостоятельно по пластинкам и радиопередачам. Но это было фактически так, потому, что во-первых, я действительно учил английский и достиг уровня пятёрки самостоятельно, а произношение и словарный запас взял из своей памяти. Предок владел и Австралийским английским и Лондонским. А предок и я – мы. И потому совесть моя была спокойна.
- Включай, - разрешил «друг» и Виктор включил «видик», стоящий на телевизоре «Шарп». Телевизор Виктор включил через инфракрасный, как я понял, пульт и моя нижняя челюсть отвисла. После характерных строчных помех от плёнки на экране телевизора возникла картинка с заставкой «Paramount Pictures».
- Салем продакшн. Ричард Бёртон, Клэр Блум, Оскар Вернер, - прочитал я белые титры на фоне колючей проволоки. – В фильме «Шпион, который вернулся с холода».
- Ух, ты, - прорезался голос «предка». – Давненько я такого не смотрел. Самый что ни на есть английский фильм про английскую разведку. По романе Джона Ле Карре. Тоже бывшего разведчика, кстати.
Камера откатилась и оказалось что снимали верхнюю часть кирпичной стены с блоками на верху и спиральной колючей проволокой.
- По одноименному роману Джона Ле Карре, - прочитал я титры.
- Это, как я понимаю, - Берлинская стена, - сказал я.
- С чего ты взял? – спросил «друг».
- Ну как? Написано же: «Вы выезжаете из американского сектора»…
- Логично, - хмыкнул «друг».
- Капэпэ союзников, - прочитал я на щите и дальше на «витрине» небольшой будки: «Капэпэ армии США. Чарли».
- Кофе сэр. Вы бы вернулись и поспали мистер... Тут не внятно. Мы позвоним, как только он появится.
- Хм, с этим «невнятно», мне понравилось, - прервал меня «друг», но я не прервался, напрягши аудио-восприятие и машинально включив подсознание, впал в транс.Теперь я был полностью погружён в прослушивание и просмотр фильма, в память «предка», помнившего «официальный перевод» и в тембр голосов актёров, произносивших свой текст по отведённой им роли. Вскоре от официального перевода я отключился и стал произносить слова с «киношными» тембрами, ловко подстраивая под них свой голос и стараясь переводить синхронно[2].
- Охренеть, - вдруг услышал я голос «друга». – Я такого ещё не видел. Синхронно – это да… Это понятно, но тембр… Он ведь подстроился и под их тембр.
- А я что говорил? Я это заметил ещё в тот раз. Он очень хорошо входит в образ. В образы… И имитирует голоса.
- И перевод… Достойный перевод… И он… Он максимально сконцентрирован медитирует, прислушивается…
- Досматривать будем?
- Зачем? Всё и так понятно. А этот фильм мы с Марго видели. Жуткая нудятина. Да, Марго?
- Девочку эту… Коммунистку… Жалко…
- Выключай, и на кухне поговорим. Там есть чем перекусить.
Виктор телевизор выключил пультом. Потом, подойдя к «видику», нажал на кнопку стоп. Меня тоже, словно выключили.
- А я бы это кино досмотрел, - вздохнул «предок». – Тысячу лет не видел.
Я, услышав во «внутреннем голосе» откровенное страдание, удивился вдруг возникшему предположению, что ведь он, и вправду, мог скитаться «где-то» тысячу лет, пока не появился во мне. Что мы знаем о пространстве, времени и параллельных мирах?
- Пошли, Михаил, - сказал Виктор. – Ты – молодец. Мы впечатлены. Как это у тебя получается? Ты словно уходишь в себя, когда переводишь…
- Э-э-э… Так, концентрироваться надо. Вслушиваться. Даже интонация имеет смысловую нагрузку. Особенно это заметно в радио-спектаклях. Правда там и актёры, э-э-э, специально переигрывают голосом, чтобы передать чувства.
Виктор покрутил головой.
- Какие спектакли ты слышал?
- Оливер Твист, Диккенса… По Агате Кристи какой-то спектакль… Названия не знаю. Включился позже…
- Сильно! Чарльза Диккенса в оригинале, это – сильно. Понял что-нибудь?
- Всё понял, - пожал я плечами. – Что там понимать? Спектакль же.
- Не скажи, не скажи…
На кухне – помещении чуть меньше зала – посередине стоял круглый стол, накрытый скатертью с бахромой и четырьмя стульями с высокими резными спинками, имелась электропечь, блестящая хромированная посудная мойка, кафель, кухонная мебель, состоящая из нескольких стоящих в ряд белых кухонных столов и навесных шкафов в цвет. Всё было импортного производства, даже, скорее всего, кафель. Но что-то в этой квартире было нежилое. Может быть то, что «Марго» плохо ориентировалась, где, что в мебели находится? Сахар, например, и чайные чашки с ложками…
Печенье «курабье» уже стояло на столе в большой вазе. Стояла и ваза с крендельками, посыпанных корицей, и