Тут надо понимать, что Оксфордский словарь издательства две тысячи пятого года — это двухтомник, имеющий триста пятьдесят миллионов печатных знаков. И эти миллионы знаков мой «предок» читал от скуки. Правда, почитать там было, что.
Словарь прослеживал историческое развитие английского языка, предоставляя всесторонний ресурс учёным, академическим исследователям и просто любопытствующим попытаться разобраться в нём, а также описывал использование языка во многих его вариациях по всему миру. Как я понимал из памяти «предка», он некоторое время жил и работал по линии разведки в Австралии, Сингапуре и в Лондоне и владел английским очень неплохо. А потому ему было легко удовлетворять своё любопытство и убивать скуку, читая на сон грядущий оксфордский словарь.
Вот и я, так сказать, «присоседился» к его знаниям. У меня тоже с прошлого года возник сумасшедший интерес к английскому языку. А тут такой кладезь, в котором ещё нужно было разобраться и сделать так, чтобы он «заработал».
Вот он и заработал от прослушивания радиопередач на английском языке. И всё благодаря «предку», который попросил меня оставлять включённым папин профессиональный коротковолновый приёмопередатчик «Р-807». «ВЭФ» ловил, но не так уверенно. А у «Р-807» антенна была выведена на самую крышу. А отец был зарегистрирован, как радиолюбитель.
Кстати, «Предок» и на радиоключе работать когда-то мог, что я отцу как-то, не особо изголяясь, продемонстрировал, чем очень удивил и обрадовал. Долго он пытался привить любовь к радиоделу, порой заставляя меня учить азбуку Морзе силовыми методами воздействия. В этом и была у нас причина конфликта. Истоки, так сказать… Да-а-а…
Постояли мы со Светланой у подъезда не долго. Я намеренно и осознанно «скромничал», не форсируя отношения, Светлана погладывала на меня и задавала вопросы про «Кодекс Хейса». Я рассказал, что «помнил», но не особо занудствуя.
— Понимаешь, Света, американцы — лицемеры и торгаши. Они ввели, вроде как положительные, ограничения для того, чтобы создать запретную тему, и чтобы брать мзду с тех, кто её чуть-чуть нарушает. Чтобы разрешить выпустить фильм в прокат. Вот они и до сдерживались, что сейчас постепенно всё запрещённое на экран постепенно проникает. А дальше хуже будет. Скоро море крови и насилие никого не будет удивлять. Они, как настоящие торгаши, распределили грязевый поток на десятилетия. Это как женская мода. Сначала показ части голой руки считалось привлекательной, потом открытое декольте…
— Ты и про открытое декольте знаешь?
— У меня мама шьёт иногда. Я и про гульфик знаю.
— А что это? — удивилась Светлана.
— Ха! — выдохнул я и смутился. — Потом расскажу.
Мы помолчали. Я спросил:
— Ты е обижаешься на меня?
— За что? — спросила она, хитро прищурясь.
— Ну… Что я рукам волю дал…
— Не очень. Я тебя уже простила.
— Хорошо.
Помолчали.
— А ты зачем меня целовал? Просто так?
— Ну, вот, началось, — подумалось мне.
— Ну… Ты красивая. Э-э-э… Ты мне нравишься.
— Ха! И только?
— Ты мне очень нравишься, — продолжал упорствовать я в признании.
— Понятно. Ты тоже интересный. Но с поцелуями ко мне больше не лезь, а то поссоримся.
— Понятно, — вздохнул я. — Когда увидимся?
— Э-э-э… Так, завтра же⁈ — вскинула на меня удивлённый взгляд Светлана'. — Или ты не придёшь?
— Приду, конечно! Обещал же!
* * *Завтра, четырнадцатого мая, была суббота. Школа прошла стандартно. Меня не вызывали, но, так как я постоянно «тянул руку», спрашивали с места. Одноклассники, поначалу принялись обзывать меня выскочкой, но я объяснил им, что отметки меня не интересуют, а я хочу спасти их, бестолочей, от учительской кары. А мне на пятёрки в четверти и так отметок хватит. Объяснение моё всем понравилось, но, скорее всего, докатилось до учительской, и спрашивать меня вдруг стали наоборот меньше.
А может быть, учителя уверились, что я уроки учу не время от времени, а ежедневно и даже изучаю материал в большем объёме, чем положено, а поэтому — махнули на меня руками. Может быть и такое.
Вернувшись со школы, я сделал наброски для нескольких новостных сюжетов о событиях, произошедших в мире на этой неделе, а именно: о новой израильской деревне «Элкана», которая была основана на оккупированном Западном берегу в качестве четвёртого поселения, основанного на бывшей палестинской земле и о том, что пятьдесят четыре десантника и члены экипажа были убиты в результате крушения вертолета Армии обороны Израиля, когда самолет упал с неба и взорвался во время учений недалеко от еврейского поселения Нааран на Западном берегу.
В первой заметке говорилось, что Израиль незаконно конфисковал почти две тысячи квадратных километров земли у палестинской деревни Мас-ха для строительства поселений. Во второй заметке дополнительно говорилось о том, что виновником трагедии предварительно признан полковник, ответственный за военные учения, которого обвинили в том, что он «управлял собственным вертолетом на высоте ниже указанной в уставе».
Больше ничего интересного «предок» мне из своей памяти и радионовостей не выдал. Ну не писать же для школьников о том, что в Японии из-за взрыва газа погибли шахтёры, или что штат Оклахома стал первым, где смертная казнь свершилась путём смертельной инъекции? Хе-хе…
Обычно я рисовал по две-три-четыре картинки на сюжет.
В первом случае, я по «памяти» нарисовал эскиз грузового вертолета военно-воздушных сил «Ясур»[1], в открытый задний люк, которого заходят десантники и летающий над ним другой вертолёт. Второй картинкой был вертолёт, врезающийся в гору и тоже рядом второй.
В втором случае были нарисованы израильские солдаты, прикладами американских винтовок изгоняющие темнокожих палестинских женщин с темнокожими детьми на руках из домов, покрытых соломой, сжигание этих домов, строительство новых панельных сооружений и радующихся им светлолицым военным. Хотелось сначала нарисовать радующихся светлокожих детей, но передумал. К израильским детям ненависть разжигать мне не хотелось. К израильским военным — да, к детям — нет. Завтра в воскресенье должен был приехать куратор, согласовать мои эскизы, а я должен буду нарисовать картинки и написать текст.
Оставив картинки на столе, чтобы посмотрел отец, я, сварил супчик и пожарил минтай, которого в магазине дешёвого было полно, так как его никто не брал. Я приноровился его жарить, а мама, видя, что минтай в нашей семье «идёт на ура», стала готовить его под маринадом на противне. Но мне до таких вершин кулинарии было, как до луны, поэтому я просто содрал с рыбин шкуру, замесил филе, нарезал кусочками, сделал кляр и пожарил.
Одновременно приготовил рис, который научился варить, засыпая в сильно нагретую кастрюлю и заливая, постоянно помешивая, чтобы не комковался, кипятком. А потом налив немного растительного масла. Тогда клейковина сваривалась и рис, даже без миллиона промывок, не слипался, а был рассыпчатым и тысячу раз вкуснее. «предок» был, конечно, ума палата! Ха! С таким жизненным опытом и такой разносторонней любознательностью по жизни!
Как договорились, к Чарусовым я пришёл к пяти часам. Буквально следом за мной, я ещё не успел разуться, позвонили и Надежда Евгеньевна впустила вприхожую молодого человека в синей замшевой куртке и такой же кепке, и джинсах с такой жёлто-оранжевой строчкой, что «Ливайс» был виден за версту. Да и туфли у него, соответствуя современному понятию моды, имели приличную платформу.
— Интересно, где он работает? — подумал я. — Фарцовщик?
В руках у молодого мужчины, а это всё-таки был скорее мужчина, чем парень, была большая спортивная сумка с надписью «Adidas».
Я выскочил из своих «разношенных» школьных, но начищенных, туфель, не развязывая шнурков, и метнулся в зал, где спокойно на диванчике «Ладога» (он, наверное, стоял в каждой квартире Приморского края'), и затаился, предварительно сказав Светлане «привет» и сунув папку с рисунками, которые обещал захватить.