А, когда это получается, с ужасом смотрю в склоненное лицо Сандра, с темным, жутко развратным интересом наблюдающего за моими попытками вернуть себе самообладание.
Он продоложает что-то делать со мной там, внизу, жарко дышит, проводит напористо языком по месту укуса, прикусывает чуть выше, по линии подбородка…
Меня трясет, трясет, трясет!
А потом внезапно становится больно! Очень-очень больно!!!
Я взвизгиваю, но мой крик заглушает поцелуй.
Я не могу ничего поделать! Бессильно дергаю руками, словно птичка крыльями, в путах его объятий.
И снова прогибаюсь, ощущая, как меня нанизывают медленно и неотвратимо на здоровенный горячий стержень. Как меня порабощают и внизу, и вверху.
Языком. Глубоко. До горла.
И… Не языком. Тоже глубоко! Так глубоко, боже!
И руками сжимает. До боли.
Что-то делать, как-то сопротивляться бесполезно.
Это словно… Словно я — из пластилина, и меня лепят так, как нужно ему, грубому и властному.
Жестокому.
Между ног больно. И странно. Там что-то такое большое, что, кажется, насквозь меня пробивает, словно копьем.
А жесткие губы, запечатывающие мой рот, не позволяют ни звуку вырваться.
Ошеломленная, испуганная, я беспомощно скребу ногтами по бугрящейся мускулами спине Сандра. Словно остановить пытаюсь эту машину.
Невозможно.
Нереально.
Он двигается, двигается, двигается! Длинно и жестко, не торопясь. И не тормозя ни на мгновение.
Я лишь выдыхать могу, в такт его движениям. И только по странным звукам, мяукающим, молящим, понимаю, что меня уже не целуют. Верней, в губы не целуют.
А вот в шею, возле уха, в висок…
Он ведь мучает меня! Больно делает! И одновременно целует…
Контрастность происходящего не позволяет полностью осознавать ситуацию, и я растерянно плаваю в своем безумии, и не сразу понимаю, что уже не царапаю спину своего мучителя, а глажу. Слабо и бессильно, словно умоляя грубого жестокого мужчину быть нежнее. Пощадить.
Сандр рычит, ему явно нравится то, что он делает со мной.
Это тоже — дикий контраст.
Мне страшно и все еще больно.
А ему…
Ему хорошо.
Он убивает меня.
С наслаждением.
И меня этим заражает.
Я больна, я точно теперь больна. Смертельно.
Ох, мои хорошие, это было напряженно... Готовимся в качелям! И не спойлерим, напоминаю! Люблю вас всех сильно-сильно! Полетаем?
И да... Как вам эта облога? Может, ее лучше? Я вся в сомнениях...
Глава 30
В какой момент творящегося безумия меня вырубает, я так и не понимаю.
Просто свет выключается, и вой ветра за окном уже не тревожит, а словно утешает. Убаюкивает.
В полуобморочном сне кажется, что меня гладят. Трогают заботливо и даже ласково. Но это всего лишь сон, наверно. Всего лишь моя попытка оградить себя от случившегося.
Мне ничего не снится, словно в кроличью нору проваливаюсь, ныряю в нее головой вниз.
И выныриваю в полной темноте. Не сразу соображаю, испуганно таращась в чернущее пространство перед собой, что лежу не на кровати!
Верней, на кровати, но не совсем.
Короче говоря, на человеке я лежу. Хотя, нет. После того, что он сделал, человеком я его считать отказываюсь. Зверюга бессовестный, жестокий, вот он кто.
Но горячий. И приятный наощупь.
Проходит пара минут, прежде чем осознаю себя, лежащей прямо на груди Сандра. На груди, животе и… И не ниже, слава богу, нет.
Но мне и этого хватает.
Настороженно прижимаюсь щекой к мерно поднимающейся и опускающейся голой груди моего первого мужчины. Слушаю как спокойно и умиротворенно бьется сердце, как он дышит. Ощущаю, какой твердый у него живот. Даже во сне твердый. И какой горячий. Он явно температурит. Нельзя быть таким горячим…
Хотя мне, в общем-то, удобно и тепло, но очень хочется сползти со своего живого матраса. И убраться куда-нибудь подальше.
Например, в другой город.
А еще лучше — в другую страну.
Куда там мой папаша свинтил?
Полностью уверенный, что мне тут, в доме его друга и должника, ничего не грозит?
Или то, что со мной сделал сегодня старший сын хозяина дома, не проходит по категории угроз?
На мгновение представляю, как звоню отцу и говорю ему: “Привет пап. А ты знаешь, что сын твоего друга меня сегодня ночью трахнул? Нет, разрешения не спрашивал. И жениться не предложил, прикинь? Да и как бы он предложил, он же женат, мать его!”
Прикидываю степень идиотизма этого разговора и зажмуриваюсь крепко.
Черт… Ну почему это не может быть просто сном?
Почему я так попала? В чем я виновата? И что делать теперь?
Становится себя ужасно жаль.
И это тоже как-то невероятно глупо и пафосно.
Потому что я продолжаю лежать на груди своего мучителя, он все так же мягко и по-собственнически придерживает меня за голую задницу, пришпиливая к себе, словно мартышку в стволу дерева.
У меня ничего не болит, что странно.
Меня никто не бил.
Мне даже хорошо было… Потом. Не сразу. Но было. Я не совсем уж инфантильная идиотка, чтоб закрывать на это глаза.
И все равно себя ужасно жаль. Так жаль, что слезы текут из глаз. Мгновенно закладывает нос, дышать становится трудно.
Это только в кино девки плачут красиво. Вон, в дорамках, как нежненько и изящно рыдают. А я вечно, как дура, сходу с полным носом соплей и красными вампирскими глазами. Это все от того, что натуральная пепельная блонди. Капилляры близко, кожа прозрачная практически, любой синяк видать.
Вон, Сава прихватил тогда за шею — пятно. А потом на это пятно Сандр возбудился. Да, именно оно его завело, похоже… Зверь дурацкий. Извращенец. Вообще ведь ничего не сказал! И не слушал меня!
А я сопротивлялась, вообще-то!
Не так, как могла, но все равно же!
Пыталась к разуму воззвать!
А ему похер! И жена — похер!
И все — похер!
Правильно, что она ему рога до самых облаков развешивает!
Так ему и надо!
Лежит тут, дышит.
Спокойный такой, довольный всем!
И пахнет! Приятно! Не может насильник так пахнуть приятно!
И целоваться так, что крышу сносит!
Я не виновата, он сам пришел! И сам все сделал! А я… Я…
Занятая своим горем, я не сразу понимаю, что Сандр уже проснулся.