Охота на меня не составит для него труда, потому что у него уже есть мой адрес. Смерть не так уж и страшна. Нерушимая клятва — вот, что по-настоящему страшно. Наши клятвы были взаимными не без причины.
— Дамблдор пытается подготовить тебя лучшим образом, чтобы ты смог сражаться с ним. Посмотри на свою жизнь. Дамблдор всегда был рядом с тобой и пытался подготовить тебя к грядущим испытаниям.
— Смешно, но я не помню, чтобы он был на кладбище. — Конечно, мои воспоминания о кладбище были наполнены горем и могли смазаться, но…
— Остановись, Гарри. Я знаю, что Дамблдор тебя обидел, но Волдеморт не позволит тебе оставаться нейтральным. Если ты не будешь сражаться с ним, как ты думаешь, что произойдет с Гермионой? Если он победит, то убьет ее только потому, что она грязно… магглорожденная.
Нет, он не стал бы. Гермиона была частью нашего письменного договора. Пока она не борется против него, будет в безопасности. Убедить ее, чтобы она держалась подальше от поля боя, было моей проблемой, но у меня было несколько идей. Она будет в безопасности. Плюс, в последнем письме Томаса мы обсудили книгу „Миф о Магглорожденных” и, как он планировал, решили объединить современные генетические исследования и его кампанию. Я сделал в уме пометку, попросить отдать мне копию этих воспоминаний, чтобы посмотреть в Омуте памяти, каким было лицо Люциуса, когда Лорд сообщил ему.
Я оперся подбородком на руку и холодно посмотрел на него.
— Сириус, словосочетание „промыть мозги” тебе о чем-нибудь говорит?
Обидевшись на мою реплику, он зло посмотрел на меня.
— Ты-знаешь-кто, — он сплюнул, — совершает такие поступки, но не Дамблдор.
— Правда, что ли? — протянул я. — Ты, кажется, ужасно лоялен для человека, который провел более десяти лет в тюрьме только потому, что Главный Колдун Визенгамота не пожелал исполнять свои обязанности.
Я зашипел, когда он начал возражать, бессмысленно сотрясая воздух, и это остановило его.
— Сириус, я знаю, что ты считаешь Дамблдора главой Ордена Феникса и Директором Хогвартса. Однако он также является Главным Колдуном Визенгамота и Верховным Чародеем Международной Конфедерации Магов. Ты не можешь игнорировать, что он занимает эти должности. А значит, он несет за них ответственность и должен выполнять свои обязанности. Изменять разум несовершеннолетнего — это пожизненное заключение в Азкабан. Это хуже, чем убийство. Когда ты сможешь понять и принять это, может быть, мы сможем поговорить как разумные люди. А пока что, твоя речь звучит как у маггловского священника, проповедующего слепую веру в своего идола. Если ты захочешь поспорить, опираясь на логику и факты, а не на пропаганду, то знаешь, где меня найти.
— Волдеморт — зло, Гарри. Ты не можешь игнорировать его. Ты обязан бороться за добро и всеобщее благо, как и твои родители.
Я скрипнул зубами. Да как он смеет попрекать меня моими родителями!
— Моя мать умерла, чтобы я мог жить и, по твоему собственному признанию, она не хотела иметь ничего общего с Орденом в последние несколько месяцев перед своей смертью.
— Но Джеймс… Гарри, ты его сын. Джеймс никогда не остался бы нейтральным. Он бы хотел, чтобы ты сражался.
— Что и объясняет, почему моего отца больше нет среди живых, — холодно сказал я.
— Ты не понимаешь, Гарри, темные, они злые.
Я усмирял свою ярость, едва сдерживая стихийную магию.
— Сириус, нет добра или зла. Есть только сила. Прямо сейчас сила — это Дамблдор. Я отказываюсь умереть, чтобы он мог сохранять статус-кво. Чем раньше ты согласишься с этим, тем быстрее сможешь стать частью моей жизни. А до тех пор, пока ты не понял этого, прощай. Желаю безопасно добраться туда, где ты живешь.
Я встал и бросился к двери своей комнаты, на автомате снял защиту, вошел, и обновил ее с другой стороны. Потом бросился на кровать и зарылся лицом в подушку, пытаясь подавить слезы. Моя единственная связь с родителями оборвалась, и я сам сделал это. Навсегда. Сириус никогда не примет мой выбор. Я знал, что он никогда не сделает этого, уже, когда показывал Барти завещание, но не ожидал, что это будет так больно. Это было так, словно я вырезал кусок своей плоти и прижег ее. Будет ли это так же больно, когда я скажу правду Гермионе? Она приняла меня сейчас, но не возненавидит ли она меня позже? Мои слезы намочили подушку. Дифи заползла мне на руку и зашипела в ухо.
— Зверь сделал тебе больно?
— Нет, — ответил я между рыданиями. — Я сам делаю себе больно.
— Хочешь, я укушу его? Я не могу убить его, но если покусаю его в нужном месте, он дважды подумает, прежде чем обидеть тебя снова.
— Нет. Если ты кого-нибудь укусишь, они могут убить тебя. Ты не должна так рисковать. Ты все, что у меня осталось.
— А как насчет Барти и Гермионы?
— Гермиона отречется от меня, когда узнает, что я сделал.
— Ах. — Она потерлась об меня головой. — Они по-прежнему хотят заставить тебя сражаться.
— Да. — Она свернулась на подушке, ее язык высунулся, чтобы попробовать вкус моих слез. Я был безгранично благодарен, что она осталась после того, как ее исцелили, вместо того чтобы вернуться в парк.
Моя жизнь начала разрушаться. Томас быстро исправил и сохранил мою личность от дальнейшего раскола, но это также заставило меня увидеть реальный ущерб, что нанесли моей психике. То, что сделал со мной Дамблдор, было худшим нарушением личности, какое можно себе представить. Томас заверил меня, что я приду в себя, со временем, но я не разделяю его уверенности. Внутри, я чувствовал себя, как любимая игрушка Дадли на следующий день после его дня рождения: сломанной и не подлежащей ремонту.
Барти постучал в дверь, но я не ответил. Я просто не мог. Дверь скрипнула, открываясь. Уже, когда шаги приближались к кровати, они подтвердили, что действие его оборотного закончилось. Матрас прогнулся под его весом, и его рука легла мне на плечо.
— С тобой все в порядке, малыш?
Я тряхнул головой, не отрывая лицо от подушки, смущенный своими слезами. Мальчики не плачут — первое правило Вернона.
— Я сожалею. Когда он спросил, может ли провести некоторое время с тобой, я подумал… Не бери в голову. Я был неправ и сожалею, что заставил тебя пройти через это.
— Да ладно. Если бы Сириус не застал меня здесь, он бы сделал это на вокзале или у моей