- Я тебе обещаю, никаких ольте не будет. Просто поцелуй и всё.
- Нет.
- Ну, тогда и я не скажу, что такое разорад.
- Найлим сказал, что Заенор знает. Я вернусь в Адлальте и спросила у сльяхте.
- А представь: ты возвращаешься к своему сльяхте, спрашиваешь у него, что такое разорад, а он тебе: «Скажу, только если поцелуешь». И что тогда?
- Я поцелуев его, и мы ольте.
- Ага, значит, за сведения о разораде ты готова там какие-то ольте со своим правителем, а меня даже не поцелуешь?
- Если сльяхте говорит, что нужно ольте, значит, нам нужно потомки. Никто не против потомков.
- И что, ты готова дать потомство от тисра, которого не знаешь?
- Мы все друг друга хорошо знаешь. Мы все – братья и сёстры. Один тиср всегда рад другой тиср. Мы не дерёмся, не обижаемся, не завидоваемся. Мы – один народ, одна семья. Мы всегда нравимся друг друг. И если нужно потомки, мы ольте.
- А если бы я был тисром, ты бы стала моей женой?
Она пристально посмотрела на него и сказала:
- Может быть.
- Приятно слышать. Но я не тиср, а потому не смеют требовать от тебя, как ты говоришь, ольте. Но хотя бы один маленький поцелуй. Малюсенький.
Она лишь отрицательно покачала головой, а он больше не докучал ей своими вопросами, надеясь на то, что любопытство пересилит её, и она согласится на обмен.
Шегах остановился и попросил погасить свет. Когда округа потонула во мраке, с самого конца послышался шёпот Лагреза:
- Что произошло?
Кхизджака отвечала ему, что впереди находятся хахормес, на что Лагрез предложил свою кандидатуру сходить на разведку. Сейчас, когда вся округа погрязла в тенях, ему будет очень просто прокрасться мимо. Все пропустили скрытня, и он, пользуясь дарами своего разума, понимал и осознавал, куда нужно ставить ногу, чтобы не покатиться кубарем и не растревожить врагов.
Спустившись немного по лестнице, он оказался в другом просторном помещении, такое же квадратное и почти что пустое, как и раньше, только гораздо больше, из-за чего тут расположилось целых четыре изваяния Хахора. И возле каждого изваяния было по два хахорму. Они, склонившись в почтительном поклоне, молились своему властелину. Он немного прошёлся по этому помещению, испытывая ботинки Сагера в самом настоящем деле, и осмотрел каждого, заметив, что все они были низшего ранга, ведь у большинства металлическими были только лишь три части тела, остальные – человеческими. Но были среди них двое, у кого четыре части тела были обращены в металл. С этим радостным известием он вернулся к друзьям, которые ждали его на лестнице. Услышав это, Шегах тут же решил, что необходимо пойти в открытый бой. Он сделал это настолько шумно, что всем остальным пришлось позабыть о своих предложениях, как можно будет устранить этих врагов самым эффективным образом. Тем более громила уже настроился на сражение, кровь взбурлила в его жилах, и остановить его могла лишь смерть врага. Остальным нечего было делать, а потому они пустились за ним следом.
Свет Шикигама рассеял тьму над полем битвы, обнажая то, как восемь пытаются противостоять одному. Урункрок размахивал своим топорищем, не особенно применяя мастерство владения оружием, но удалось таким образом сразить лишь одного. Перерубленный пополам хахорму валялся у него под ногами. Остальные же оказались очень даже ловкими и прыткими, умудряясь уходить от его размашистых ударов. Те, у кого покрылись металлом руки, превратили их в оружия и старались поражать громадину, однако не решались подходить к нему слишком близко, страшась получить удар лезвием его оружия. Эхталиора стала посылать свои стрелы одна за другой, поражая беззащитных орхас в их незащищённые части тела. Шикигам принялся использовать свой любимый закта, и различные проявления огненной силы разили противников, так что эта битва быстро подошла к концу. А Лагрез, понимая, что сейчас будет, даже не стал пытаться что-либо делать, стоял рядом с кхизджакой и хорганом, наблюдая за триумфом силы, меткости и магии. Каждый из врагов погиб, не представляя никакой угрозы: что орхас, что двое мантос.
Герои решили немного побыть здесь. Кинжальщик осмотрел тела и понял, что эти хахормес – бывшие люди Эвелины. Шикигам не стал ходить от трупа к трупу, но склонился над одним из них – это был мантос – и всматривался в него, ощущая, что тёмной силы в нём гораздо больше, чем в том, кого они победили самым первым, ещё когда только стремились попасть сюда. Однако ж, в отличие от этих, тот хахорму показал себя очень опытным чародеем, когда как здешние были просто пушечным мясом. Чем обусловлена такая большая концентрация силы их господина, Шикигам понять не мог. Эхталиора собрала все свои стрелы, а после обратилась к Шегаху:
- Я думала, что ты не оставишь мне врага, но я убила больше всех.
Голос урункрока оставался всё таким же напористым, как и всегда:
- Шегах не драться в полный сила. Шегах вообще не драться с эти. Нет чести.
- Согласна, эти враги были совсем маленькие. Но ты боишься потерять свои навыки топора?
Орк усмехнулся:
- Я забыть, как говорить. Я забыть, как есть и пить. Но я никогда не забыть, как драться. Мы родиться с этим. Другое мы учить.
- Я так поняла, для урункроков главное – это драться
- Да, шахан-зудаи создать для битва.
- Но, когда битвы здесь закончатся, вы не будете драться.
- Да, клан Харкыш перестать драться. Мы учиться жить с человек и учиться жить с кхизджак.
- А вы сможете?
Орк снова усмехнулся:
- Мы много побеждать в драка. Теперь мы побеждать без драка.
- Но ведь вы всегда будете хотеть драться. Когда-нибудь вы не сможете сдержаться и будете драться.
- Нет. Урункрок не так. Мы хотеть драться, когда есть враг. Нет враг – нет и драка. Нет хотеть драка.
- Очень хочется верить, что вы такие сильные воля, - она чуть помолчала, а потом спросила, - У твоего клана есть музыка?
- Урункроки мало делать музыка. Мы мало петь и танцевать. Петь и танцевать только шаман для магия.
- А у вас какие-нибудь праздники есть?
- Сражения. Мы драться, значит, мы праздники.
- А во что вы одеваетесь?
Орк с недоумением посмотрел на тисру и отвечал:
- Доспех. Я одеваться в доспех. Как сейчас.
-