Мы не простили друг друга. Нет.
Но мы нашли равновесие.
И, быть может, этого достаточно.
Эпилог
Весеннее солнце заливало кабинет мягким светом. Сквозь витражные стёкла на пол ложились разноцветные блики, разгоняя тени по углам просторной комнаты. Воздух был насыщен ароматами свежих чернил, бумаги и лёгким, почти невесомым запахом цветущей в саду сирени. Я стояла у окна, положив ладонь на округлившийся живот, и ловила себя на мысли, что мне почти не верится — всё это происходит со мной.
Почти не верится… Но это было.
Дети резвились на заднем дворе фонда, их звонкие голоса доносились даже сюда, в кабинет, сквозь распахнутые окна. Где-то совсем рядом звякали чайные чашки, раздавались сдержанные голоса сотрудников. И всё это звучало как музыка, как гимн новой жизни, которую мы с Альбертом сумели построить на обломках старого кошмара.
Фонд помощи сиротам имени Кэтрин Уайт. Я выбрала это название сама. Не только в память о женщине, чья кровь текла в моих жилах, но и в честь всех, кто, как и я когда-то, жил без дома, без семьи, без надежды.
Дверь кабинета приоткрылась, и я услышала знакомые шаги. Не оборачиваясь, я уже знала, кто вошёл.
— Ты снова переутомляешься, — мягко сказал Альберт.
Я улыбнулась, не отрывая взгляда от детской площадки за окном.
— Снова? — переспросила я чуть насмешливо. — Да я за сегодняшний день только полтора десятка писем разобрала. Сотрудники фонда и то устают больше.
Он подошёл ближе, обнял меня за плечи. Тепло его рук тут же разлилось по телу, а сердце будто подпрыгнуло от радости. Даже после всего этого времени его прикосновения вызывали у меня трепетную нежность.
— Ты устаёшь не от писем, Алисия, — прошептал он мне на ухо. — Ты устаёшь от того, что вкладываешь в каждую судьбу частичку своего сердца.
Я закрыла глаза, прислонившись к нему спиной, и выдохнула.
— Может быть, — призналась я. — Но по-другому я не умею.
Он не стал спорить. Просто стоял рядом, и я чувствовала: он понимает.
Наш фонд разросся куда быстрее, чем мы могли предположить. После того, как стало известно о моём происхождении, после того, как я получила титул и богатства де Гардов, на нас обрушился шквал внимания. Кто-то из интереса, кто-то из корысти, а кто-то… просто потому, что верил. Но больше всего меня радовали глаза тех детей, которых мы принимали под свою защиту.
Я видела в них отражение самой себя.
Иногда мне даже казалось, что я слышу в их голосах свою детскую мечту. О доме. О том самом месте, где тебя ждут и любят.
— Завтра мы откроем ещё один приют, — напомнил Альберт, мягко гладя меня по плечу.
Я кивнула.
— В Северной провинции. Там столько детей осталось без семьи после всего, что случилось… Они заслуживают того, чтобы снова обрести дом.
Мы помолчали. Мне нравилось это молчание с ним — спокойное, тёплое, как шерстяной плед в промозглый вечер.
— Ты счастлива? — спросил он вдруг, чуть тише.
Я открыла глаза, перевела взгляд на его лицо. На эти знакомые глаза, в которых я сейчас читала не привычную сдержанность, а тёплый свет и заботу.
— Больше, чем когда-либо, — честно ответила я.
Он улыбнулся, наклонился ко мне ближе и поцеловал в висок. Осторожно, как будто боялся нарушить хрупкое счастье.
Я взяла его ладонь и положила на свой живот.
— Он пинается, когда ты рядом, — сказала я с улыбкой. — Наверное, чувствует твою магию.
— Или просто требует к себе внимания, — отозвался Альберт с искренним весельем в голосе.
Мы оба засмеялись. И в этот момент я поняла: да, именно так. Это была жизнь. Настоящая, живая, полная света. Полная надежды.
И полной любви.
Я сделала шаг к окну, разглядывая детей на площадке. Кто-то из них помахал мне рукой, заметив у окна. Я ответила им, и сердце моё снова наполнилось теплом.
— Ты знаешь, — сказала я, не оборачиваясь, — я часто думаю о том, как много боли было в нашем прошлом. Как много было утрачено. Но если бы не это… я бы, наверное, никогда не встретила тебя.
Альберт обнял меня за талию крепче, и я почувствовала, как он прижимается щекой к моим волосам.
— А я бы никогда не узнал, как сильно могу любить, — прошептал он.
И в этот момент я точно знала: всё будет хорошо.
Не потому что так должно быть. А потому что мы с ним сделаем так, чтобы так было.