Г. И. Семирадский. Александр Невский в Орде. 1876
Попробуем рассчитать возможное время прибытия Александра Ярославича в ставку хана. Новгородская первая летопись о поездке князя в Орду сообщает сразу же после известия о совместном походе новгородцев, полочан и литовцев на город Юрьев, захваченный ливонскими рыцарями ещё в 1224 г. Северорусские полки («без числа», то есть неизвестной летописцу, но большой численности) возглавили родственники Александра: сын Дмитрий, брат Ярослав и зять Константин; полоцко-литовский отряд в полтысячи мечей привёл полоцкий князь Товтивил[131]. В житии Александра Невского сообщения об этом походе и визите великого князя в Орду также соседствуют[132]. Из летописи известно, что поход состоялся в 1262 г. «въ осенинѣ», то есть осенью. Вероятнее всего, Александр Ярославич выехал в Орду тотчас после начала подготовленного им выступления на Юрьев. Сменяя лошадей, тысячевёрстный путь из Владимира в Сарай всадники преодолевали за две недели. Даже если поход на Юрьев начался на исходе осени, то не позже середины декабря Александр мог прибыть в ставку Берке. В это время хану было уже не до русских мятежников.
В ноябре – декабре 1262 г., разгромив Ногая, Хулагу взял Дербент и продвинулся на север, за Терек. Преодолев начавшуюся панику, Берке собрал войско, лично возглавил его и 13 января 1263 г. нанёс Хулагу сокрушительный ответный удар. В итоге операции были возвращены занятые неприятелем территории, включая Дербент. Закономерен вопрос: в этом походе не сопровождал ли ордынского «царя» владимирский великий князь? Вассал не мог уклониться от приглашения сюзерена, чьей милости ждал. Новгородская первая летопись прямо утверждает, что Берке не отпускал Александра: «удержа и́ (его. – А. В.) Берка, не пустя в Русь; и зимова в Татарѣхъ, и разболѣся…»[133]. Как видим, «зимовка» князя в Орде пришлась на время контрнаступления ордынской армии, чей предводитель «не отпустил» своего подчинённого. Недуг, постигший Александра, также мог быть связан с его гипотетическим участием в каспийском походе Берке.
В контексте этого предположения особый смысл обретает историческая параллель: спустя 460 лет после каспийского похода ордынского «царя» состоялся одноимённый поход императора всероссийского – Петра Великого, который глубоко чтил Александра Невского. Экспедиция Петра также увенчалась, помимо прочего, взятием Дербента – главных ворот Кавказа. Символично и следующее сближение событий: вернувшись из Каспийского (он же Персидский) похода, Пётр I организовал торжественное перенесение мощей св. Александра Невского из Владимира в Санкт-Петербург. Устроители и участники этой церемонии живо сознавали, что подвижнический путь Александра и деяния Петра суть звенья одной цепи. Архимандрит Гавриил (Бужинский), в ту пору советник Святейшего Синода и настоятель Троице-Сергиевой лавры, в своей проповеди «В день празднования св. Александра Невскаго и вместе с тем освящения в его монастыре церкви во имя Благовещения Пресвятой Девы Марии» (1723) напомнил соотечественникам о хождении Александра в Орду, о том, что князь «восхоте един за всех послужити <…>, нежели Россию в злоключении видети». В этой связи таллинский исследователь М. А. Сморжевских-Смирнова отмечает: «Деяния Александра Невского и Петра схожим образом пересекались и здесь: если князь Александр отправлялся в Орду, желая предотвратить разорение русских земель татарами, то Петр I в 1722–1723 гг., закрепляя позиции России на южном направлении, осуществил поход, результатом которого стали: обеспечение безопасности юго-восточных границ России, завоевание прикаспийских провинций Персии и союзный договор с Персией против Порты»[134].
В ходе боевых действий 1262–1263 гг. Орда понесла значительные потери. Для продолжения войны требовалось пополнить армию. Александр Ярославич надеялся, что убедит Берке не набирать ратных людей в Северо-Восточной Руси. Вот как пишет об этом автор «Повести о житии Александра Невского»: «Бѣ же тогда нужда велика от иноплеменникъ, и гоняхут христианъ, веляще с собою воиньствовати. Князь же великый Александръ поиде к цареви, дабы отмолити людии от бѣды тоя»[135]. Агиограф не уточняет, когда и куда «гнали христиан иноплеменники», но это легко понять, сопоставив сроки последней поездки князя в Орду и время развёртывания военного конфликта на Кавказе. Других войн в ту пору Орда не вела.
Насколько можно доверять приведённому сообщению? Произведения житийной литературы содержат немало легендарных сведений и лишь с оговорками могут рассматриваться как исторические источники. Но дошедшая до нас «Повесть о житии Александра Невского» основана на рассказах очевидцев описываемых событий, подлинность которых подтверждают другие документальные свидетельства. Первую редакцию «Повести о житии…» принято относить к началу 1280-х гг. Существует аргументированная гипотеза, что «древнейшая редакция Жития Александра Невского была написана… в конце 1263–1265 гг., т. е. сразу после смерти Александра»[136]. Согласно более осторожной оценке, «Житие Александра было составлено в ближайшие десять лет после его смерти… Памятник целиком или частично был включен во многие летописи, в том числе и в отразившую раннее летописание Лаврентьевскую летопись»[137]. Иными словами, летописцы рассматривали житие князя как вполне надёжный источник.
Чем же мог обосновать Александр Ярославич своё прошение? Людские ресурсы были нужны ему для продолжения борьбы с Ливонским орденом, которую русский князь вёл совместно с князем литовским Миндовгом. Орден являлся врагом Орды, русские ратники противостояли ливонским рыцарям (о чём, в частности, свидетельствовал только что состоявшийся поход на Юрьев), и такой расклад устраивал хана. Сыграло свою роль и законное опасение, что насильственная мобилизация людей в стране, только что подвергшейся грабительским поборам, вызовет новые восстания. Берке, отягощённый войной с Хулагу, не располагал силами для их подавления. Так или иначе, но до конца 1270-х гг. летописи умалчивают об участии русских ратей в монгольских походах. (О возможных добровольцах речи не идёт: во все времена и в любом краю находились люди, отбившиеся от мирной жизни. Не берутся в расчёт и те выходцы из Руси, кто укоренился на западном побережье Каспия. Например, известно, что в XII в. освободившийся от власти турок-сельджуков Дербентский эмират привлекал для ведения военных действий алан, хазар и русов[138]. Кто-то из русских ратников мог осесть в Дербенте или его окрестностях. В 1239 г. Дербент покорился монгольским завоевателям. Известный исследователь дагестанских древностей историк А. А. Кудрявцев отмечает: «Сейчас неясно, на каких условиях город был сдан монголам, но Дербенту удалось избежать судьбы многих крупных средневековых городов Закавказья. При археологических раскопках в культурных слоях города первой половины XIII в. не отмечено следов катастрофического разрушения и массового истребления жителей»[139]. Несомненно, одним из условий сдачи Дербента было сохранение жизни его защитников. Гарнизон крепости, разумеется, пополнил ордынское войско.)