— Ты же сказал, что ты сам по себе? — усмехнулся я и посмотрел на счастливое выражение лица мамы. — Его зовут Хрюн де Лавуазье. Утверждает, что породистый французский бульдог. Но это не точно.
— Хрюнчик! — пискнула от восторга мама и прижала пса к себе. — Можно я оставлю его себе? Можно?
— Оставляй, конечно, — кивнул я, наслаждаясь зрелищем.
— Ой! А хочешь пирожочек? — Мама всплеснула руками и через пару секунд уже кормила Хрюна остатками пирога.
Сказать, что пёс был доволен, значит не сказать ничего.
— Ам-ням, ням-ням! — чавкал он, разбрасывая крошки во все стороны. — А можно молочка?
— Конечно, лапулечка! — выпалила Елизавета Максимовна и метнулась за крынкой молока.
— Значит, так. Меня не будет пару дней. А ты наслаждайся обществом моей мамы, жирей и защищай её, пусть даже ценой своей жизни. Усёк? — спросил я стальным тоном, заставив пса прекратить жевать.
— Фсё фделаем, — кивнул он и тут же перевёл взгляд на маму, держащую в руке кружку с молоком.
— Прости, миски не было. Но ты ведь и из кружечки попьёшь? — Елизавета Максимовна так ласково общалась с Хрюном, что я даже начал ревновать.
Сразу видно, маленькая девочка очень хотела собаку в детстве. Но тяжелые жизненные обстоятельства, гибель рода и замужество заставили её надолго отказаться от маленькой пушистой мечты. Что ж, уверен, через неделю Хрюн не захочет даже отходить от Елизаветы Максимовны. А может, попросту не сможет. Разжиреет, как свин, и не сможет даже сдвинуться с места. Ну и ладно. Его проблемы.
Я тихонько вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь. Эхолокация уловила тихие шаги. По лестнице поднимался Гаврилов. Заметив меня, он склонился в поклоне.
— Ваше благородие, — сказал капитан с язвительностью в голосе.
— Станислав Карлович, иди-ка сюда, — стальным тоном проговорил я и схватил его за предплечье. — Я хочу, чтобы ты запомнил раз и навсегда. Я глава рода. Ты присягнул мне на верность. Если я что-то приказал, ты выполняешь. Не доволен приказом? Можем обсудить. Но не смей саботировать мои указания, особенно прилюдно. Я понимаю, что для тебя я всё ещё пятилетний пацан, но…
Договорить мне не дали.
— Прости, — сказал Гаврилов, виновато посмотрев на меня. — Я привык к армейским порядкам. Дедовщине и всему такому. Вот и смотрю порой на младших свысока. Я знаю, что ты многим гвардейцам фору дашь, да и ума тебе не занимать. Одним словом, извини. Постараюсь держать себя в руках и не саботировать твои решения.
— И-и-и? — протянул я, предлагая капитану добавить самую важную часть.
— И больше никаких секретов.
— Вот это дело, — улыбнулся я и приобнял своего… отчима, получается. — Рад, что мы нашли общий язык. Тогда ты остаёшься за главного, а я полечу в Уфу.
— Как это — полетишь? — нахмурившись, спросил Гаврилов.
— Если хочешь посмотреть, иди за мной, — уверенно сказал я и потопал вниз по лестнице.
Я наведался в арсенал за автоматом. Взял две сотни патронов и отправил их в хранилище. После поднялся на крышу управы, увы, более высоких зданий в селе не было. Отстегнул магазин и прикоснулся к пуле, вешая на неё метку «Пространственного обмена». Пристегнул магазин обратно, снял с предохранителя и передёрнул затвор.
— Ну что, Станислав Карлович? До скорой встречи, — проговорил я и выстрелил вдаль.
Глава 4
Мы стояли вместе с Гавриловым на крыше и смотрели вдаль. Секунд через десять капитан не выдержал и спросил:
— Ну и куда ты хотел попасть?
— В Уфу, — ответил я и активировал доминанту «Пространственного обмена».
Я рассчитывал, что пуля попадёт в дерево, отрикошетит и упадёт в сугроб, но всё пошло совсем не так. Кусочек свинца пролетел между стволов деревьев, прошил снежную шапку и закопался в землю. Неглубоко, где-то на полметра.
Когда же я поменялся с пулей местами, то очутился под землёй. Хвала богам, что пуля не ушла глубже, иначе я был бы похоронен заживо. А так, ничего. Пласт земли раскрошился, и я без особого труда выбрался на поверхность.
Результат эксперимента меня не устроил. Да и как он мог устроить? А если бы пуля попала в реку и прошила лёд? Я бы очутился на дне водоёма? Зимой? В минус двадцать? Так себе перспектива. Хорошо, что я придумал план получше.
Доминанта «Пространственный обмен» развита до третьего ранга, а это позволяет мне ставить метки аж на три объекта. Одну метку на пулю, вторую на мимика, а третью на себя. В случае чего, Мимо можно отозвать и выстрелить повторно. Тем более, что я могу видеть глазами мимика, благодаря этому сперва оценю обстановку, а уже потом перемещусь.
Так я и поступил. Залез на верхушку дерева и пальнул в сторону Уфы. Подождал десять секунд и переместил Мимо, сидящего у меня на руке в виде голубя. Мимик исчез, а на его месте появился сплющенный кусок свинца. Я переключился на зрение Мимо и увидел кромешную тьму, а ещё почувствовал холод.
Спустя мгновение впереди показался яркий свет, и мой друг благополучно выбрался из трухлявого пня на свет божий. Отлично. Теперь моя очередь. Я переместился к мимику, а он переместился на верхушку дерева, где я сидел секундой ранее. Отозвал Мимо, вернув его в Чертоги Разума и тут же призвал рядом с собой, после чего повторил фокус.
Залез на верхушку дерева, выстрел навесом, переместил Мимо, а после поменялся с ним местами. Знаете? Доминанта «Пространственного обмена» работала шикарно, если бы не одно «но».
Для того, чтобы добраться до Уфы, мне потребовалось сделать сто пятьдесят выстрелов. На каждое перемещение уходила примерно минута. Когда приходилось перезаряжать магазин, тратил ещё пару минут. Короткое путешествие обернулось пострелушками длиною в три часа. Это, конечно, намного быстрее, чем ехать в Уфу на вездеходе, но всё равно очень утомительно.
Я удачно рассчитал расстояние и выстрелил так, чтобы пуля упала за пределами погранзаставы. Дальше шла сельская местность, и стрелять мне резко расхотелось. Напугаю сельчан, поднимут панику, позвонят в полицию или военную комендатуру, и начнётся никому не нужный переполох.
Мимо превратился в орла и полетел на окраину Уфы.