— Не тратьте время. Прямо сейчас и отправьте людей, куда следует, — сказал я и обратился к одному из своих помощников. — Петр Михайлович, посодействуйте. Сопроводительные письма вестовым напишите на моих бланках, чтобы на станциях пропускали без проволочек и быстро предоставляли свежих лошадей.
Садовой с моим помощником спешно покинули совещание.
Спасо-Елисаветинский монастырь я рассчитывал использовать, как своего рода медицинский хаб. Именно сюда будут приезжать сестры милосердия, тут они получат одежду, причем не только платья, приготовили мы и теплые дубленки, унты, меховые шапки. Все же вот-вот и зима. А она, пусть и не такая суровая на юге, как на севере империи, но так же может быть очень холодной.
В монастыре же собраны носилки, пластины с гипсом, многие лекарства, в том числе и эфир для наркоза. Подготовили мы и халаты, операционные столы, маски, палатки, мыло, котлы, бочки, к словом все, что только может пригодится в медицине, или даже немного больше.
Я знал, что Крымская война — это еще война медиков. Именно санитарные потери были для интервентов наиболее опасными и они чуть было не заставили французов и англичан убраться восвояси. В русской армии с медициной так же было сперва неважно. Но после прибыл Пирогов. И то гению не сразу удалось все наладить и была острая нехватка медицинских сестер.
— Пришли письма. Одно от ее высочества великой княгини Анны Павловны. Она согласилась быть шефом Русского Екатеринославского Общества сестер милосердия и Красного Креста. Настаивает только, чтобы мы убрали из названия «Екатеринославского», — сообщил я.
На самом деле, письмо пришло еще месяц назад. Я обратился, когда был на приеме у великой княгини, к Анне Павловне, чтобы она взяла на себя хотя бы номинальное шефство нашего общества. Однако, княгиня решила взяться за дело основательно.
Я знал, что Анна Павловна в ином варианте истории учредила похожую на нашу организацию, правда сделала это уже с началом Крымской войны. А делу, чтобы оно заработало, нужно было время. У нас же есть база, есть понимание, как и что делать, материально-техническая оснащение для обучения. Даже плакаты я заказывал у художников. Когда их увидел, будучи проездом с Кавказа, профессор Пирогов, то гений от медицины пришел в восторг.
А еще я думаю, что не за горами создание в Петербурге под эгидой той же деятельной Анны Павловны, и Фонда, проведение ею благотворительных приемов для побуждения богатеев внести свои вклады в дело. Это то, что умеет и делает великая княгиня. Ну и претендент есть, Екатеринославский Фонд, есть на что ориентироваться.
— Второе письмо от профессора Николая Ивановича Пирогова. Он сейчас заканчивает свою деятельность на Кавказе и едет к нам. Может быть неделя, дней десять и профессор приедет именно сюда, в Спасо-Елисаветинский монастырь. Примите его по достоинству, все покажите, подготовьте классы для обучения. Уверен, что господину Пирогову будет что рассказать, — сообщил я.
А сам еще подумал, что ему будет чем и восхититься. Во-первых, нам получилось сделать существенный запас эфира. Вещество было изобретено только пять лет назад, хотя и получило быстрое распространение. И Пирогов уже сделал свои первые полевые операции под наркозом. Но эфира в России было мало, явно не хватало для массового применения. Более того, три врача, выпускника Харьковского университета, были обучены использовать эфир и определять дозы обезболивания. Я своей волей приказал делать то, за что меня и самого на каторгу могли бы отправить. Взятые людьми полицмейстера Марницкого убийцы были подопытными, к которым применялся наркоз. Двоих мы так убили, но продвинулись в медицине. Не жалею о содеянном. Две смерти подонков, скорее всего, спасут десятки, как бы и не сотни, жизней русских солдат и офицеров.
Во-вторых, гипс. И его достаточно накопили. Ведь Пирогов для лечения переломов пока использует крахмал, уступающий по характеристикам гипсу. Можно говорить и про в-третьих и в-четвертых. Чего только стоит то, что мы имеем целую роту медицинских братьев. Задача у них героическая. Именно чаще они, а не женщины, как было в иной реальности, будут вытягивать с поля боя раненых и оказывать им первую медицинскую помощь. При этом готовы волокуши, тряпичные носилки, специальные сумки. Все то, к чему будут приходить медицинские службы мира кровавым опытным путем, мы предусматриваем.
— Господин губернский полицмейстер, как по вашей линии? Работа ведется? — спросил я. — Я не слышал доклада от вас уже как месяц. Все, нынче уже война началась и нужно более активно работать.
Марницкий встал со своего стула, одернул мундир. Толстеет главный полицмейстер. И ведь не заставишь его заниматься физическими нагрузками. Хотя в губернской полиции и введены нормативы по физической и строевой подготовке. По правильному, сменить бы его. После того, как очистили губернию от разной грязи четыре года назад, Марницкий, служит, словно все уже сделал и в губернии нет преступности. Не сомненно, ее мало, но есть.
— Следственные группы готовы, списки полка ландмилиции определены. Часть проходит обучение в военном городке под Екатеринославом, — отчитывался передо мной Марницкий.
Я предполагал все же создавать чуть ли не губернскую армию. Если с моим полком вышестоящие чиновники в столице еще смирились, то увеличение военного контингента вневедомственных вооруженных сил могли бы встретить ревностно, как бы и не враждебно.
Так что я поступил хитро. Потребовал организовать ландмилицию, по сути полк территориальной обороны. При этом милиционеры прибывали только на сборы на месяц-полтора. Правда стреляли они не десять патронов в год, как это было в русской современной армии, а как бы не по три сотни в месяц. И командовать будет этим полком Матвей Иванович Картамонов, мой крестный. По крайней мере, он командовал им раньше. Не знаю, как будет Картамонов воевать, с его-то ухудшающимся здоровьем.
И теперь полк должен быть уже сформирован на постоянной основе, вооружиться. И учиться, учиться, учиться. Кроме того, я уже знаю, какие трудности есть в оставшихся в Екатеринославской губернии военных поселениях. Это такое ублюдочное явление, когда крестьянин и не солдат, и солдат не военный. Живут в деревнях, как в концлагерях каких, все по режиму, даже отбой у крестьян.
Финансирования там почти что и нет, мол сами прокормятся с земли. Но, прокормиться они еще могут. У этих горе-вояк просто нет никакого оружия и бедных крестьян гоняют с палками, как в штыковую. Ни губернатору, ни мне, нельзя было лезть в дела военных поселений, которые в ведении военного министерства. Они уже исчезают, но отчего-то в южных губерниях все никак не исчезнут.
Но я не был бы собой, если бы не влез в дела военных поселений. Влез частью, и с выгодой для тех офицеров, что вынуждены служить в таких вот деревнях. Я договорился, что мне сдадут в аренду крестьян, чтобы распахать ряд пустошей, которые к моему удивлению в губернии были, ну а я скупал где только мог старые ружья и передавал администрации военных поселений. Теперь же я думаю по началу войны вооружить этих крестьян, одеть их, ну и использовать большей частью в обозах, лучших же собрать в отдельные охранные батальоны. Нужно же кому-то сопровождать медицинскую службу, обозы, охранять лазареты, пленных сопровождать. Такие батальоны помогут высвобождать солдат для фронта.
— Хотел, чтобы все услышали эти цифры… Более того все они будут в ближайшее время опубликованы в «Екатеринославских ведомостях» и даже в женском журнале, — сказал я и махнул рукой еще одному своему помощнику, Матвею Андреевичу Шкурко, который отвечал за статистику общих трат.
Шкурко говорил, а я ловил на себе женский то удивленный, то грозный взгляд, но все больше Лиза смотрела на меня с гордостью и любовью. Да, цифры были такие, что осознать их сложно. И я не говорил жене, что сколько что стоит и куда идут средства от продажи многих товаров и ресурсов, доля от которых принадлежала лично мне.
В целом получилось так, что за неполный год траты составили уже один миллион двадцать три тысячи рублей. Из этих денег только половина, причем даже меньшая — это Фонд. Чувствую, что вечером меня ожидает серьезный разговор с женой. Она даже не могла предполагать, какими суммами я ворочаю. Не знала Лиза и о том, сколько проектов финансировалось мной лично.