Братья Нобели - Федор Юрьевич Константинов. Страница 4


О книге
чумой, и трудно сказать, чем бы все закончилось, если бы не некий Измаил Гибралтар не настоял бы на том, чтобы отправить юношу на берег к врачу. Чуму тогда еще не лечили, и поскольку юноша успешно вылечился, можно предположить, что он болел чем-то другим, гораздо менее тяжелым.

Гибралтар был одним из тех международных авантюристов, какими изобиловал XVIII век, но которые еще встречались и в начале куда более рационального XIX-го. В качестве капитана почтового судна он избороздил почти весь мир; немного торговал и занимался шпионажем в пользу Турции, а в 1810-х годах был генеральным поверенным турецкого паши Египта; среди прочего в его задачу входила закупка в Европе различных видов оружия, в первую очередь артиллерии. С этой целью он и решил направиться в Швецию и использовал юного Нобеля, с которым, вероятнее всего, познакомился в Александрии, в качестве учителя шведского языка. Судя по всему, Эммануил оказался неплохим педагогом, так как, появившись впервые в Стокгольме в 1817 году, Измаил Гибралтар более или менее сносно изъяснялся по-шведски. В то же время знакомство с этим повидавшим разные страны и народы, всесторонне образованным человеком должно было немало дать и самому Эммануилу, имевшему в то время в лучшем случае начальное образование.

Биографы спорят о том, дало ли плавание на «Фетиде» Эммануилу Нобелю те знания и навыки, которые в будущем могли пригодиться ему как инженеру. Многие отвечают на этот вопрос отрицательно, так как в 1810-х годах как раз заканчивалась эпоха парусных судов и начиналась эра пароходов, а значит, паровых двигателей. Даже если кают-юнгу «Фетиды» в какой-то момент и начали обучать тому, как ставить паруса, в будущем эти знания ему никак не пригодились. Но, с другой стороны, на судне должны были быть различные, отнюдь не такие примитивные, как многим представляется, погрузочные механизмы. Наконец, там были и книги, знакомство с которыми для Эммануила Нобеля, безусловно, было полезным.

В июле 1818 года «Фетида» с грузом соли на борту бросила якорь в родном для Эммануила Евле, и он списался на берег. Дома родители ясно дали понять 17-летнему юноше, что им надо позаботиться о будущем его младших сестер, а потому строить свое будущее он может, рассчитывая исключительно на собственные силы. Впрочем, видимо, он был к этому морально готов и бросил себе очередной вызов. Не случайно именно в этом возрасте он сформулирует свой жизненный девиз, которому будет следовать неустанно: «Полагаться лишь на самого себя, а не на других».

«Он начал обучаться строительству и инженерии у кондуктора Лоэлля, – сообщает о жизни своего дедушки в 1818—19 годах. Марта-Хелена Нобель-Олейникова. – Когда Евле готовился к первому торжественному приему короля Карла XIV Юхана и его старшего сына, кронпринца Оскара, придворному кондуктору Фредрику Бэкку поручили почетную задачу подготовить внешние мероприятия. Бэкк взял Нобеля на временную службу. Юный адепт, вдохновленный модной в тот период античной архитектурой, которую, возможно, в отличие от Бэкка, имел счастье видеть собственными глазами в Средиземноморье, разработал проект триумфальных ворот в классическом стиле с колоннами и орнаментом. Эскиз сохранился. Тот факт, что на эскизе отсутствует подпись, по мнению Рагнара Сульмана из фонда Нобеля, не важен, поскольку восемнадцатилетний юноша вряд ли бы стал подписывать набросок, не представлявшийся ему серьезным документом. В такой ситуации именем пренебрегают. Были ли триумфальные ворота возведены по чертежам Нобеля или Бэкк воспользовался собственными идеями – неизвестно. В любом случае Нобель имел к ним отношение. Также ему приписывают проект часовни на кладбище в Евле»[7].

Отметим, что слово «кондуктор» в ту эпоху в Швеции было синонимом слов «техник», «инженер», а еще точнее – «человек, сопровождающий различные технические проекты». Юный Нобель, скорее всего, выполнял у кондуктора Лоэлля какие-то подсобные работы вроде обводки тушью чертежей, а уж чему он при этом научится, было его личным делом. Но Эммануил был из тех, кто схватывал любое знание буквально на лету, и, если верить Нобель-Олейниковой, уже через год был едва ли не полноправным партнером и соавтором евльского кондуктора. К тому же у него открылся передавшийся по наследству от деда талант к рисованию (еще в бытность кают-юнгой он на досуге рисовал шхуны и различные модели кораблей), а это открывало перед ним путь к карьере архитектора.

Видимо, оценив художественные таланты сына, родители все же оказали ему какую-то, пусть и минимальную материальную поддержку, и в 1819 году мы находим Эммануила Нобеля уже в Стокгольме, в качестве ученика начальной школы Королевской академии свободных искусств (с обучением рисованию), по окончании которой выпускники переходили в Архитектурную школу. В 1821 году мы уже видим целеустремленного Нобеля студентом сразу двух учебных заведений Стокгольма – Архитектурной и Механической школ. В первой он в 1822 году награждается за свои архитектурные проекты почетным знаком Академии искусств, который выдавался только самым перспективным студентам, а затем, в 1824 году, и медалью Тессина – высшей наградой Академии искусств, учрежденной в память о величайшем шведском архитекторе Никодемусе Тессине Младшем (1654–1728).

В тот же период в Механической школе он делает еще более выдающиеся успехи. В 1821 году он представляет на конкурс созданную им модель насоса для ветряного механизма и удостаивается стипендии в 60 риксдалеров[8], на которую студент мог уже более или менее сносно существовать. Он получает эту стипендию и в 1824, и в 1825 году – сначала за модель передвижного дома, затем за винтовую лестницу, так называемые французские раздвижные двери и чертежи механизма для вязки льна.

В 1825 году Эммануил Нобель, судя по имеющимся документам, оканчивает Механическую школу, а после того, как она в 1826 году вошла в состав Технологического института, вплоть до 1828 года остается при институте чертежником. «В соответствии с предписаниями для Технологического института, чертежник должен был не только преподавать линейное черчение или геометрические проекции, но и “следить за обучением в мастерских, в коих работники занимались, главным образом, обработкой дерева и металла”. Чертежники, или так называемые кондукторы, выполняли также некоторые преподавательские функции. В остальном же “кондуктор” соответствовал инженеру в нашем нынешнем понимании»[9], – отмечает Марта Нобель-Олейникова.

Одновременно в период 1825–1828 годов Эммануил Нобель стал получать первые заказы на архитектурные проекты. Какое-то время он специализируется на тех самых сборно-разборных легко переносимых деревянных домах, интерес к которым проявил еще в период учебы. Так, в 1825 году он выполнил чертежи такого дома для придворного виночерпия Г. Д. Селлениуса (в качестве чертежника и соавтора известного архитектора Фредрика Блюма), а затем чертежи Вейландтской виллы – летней дачи, построенной для известного стокгольмского маклера на острове Юргорден, в самом центре Стокгольма. Наконец, к Эммануилу Нобелю обратились жильцы большого разрушавшегося на глазах Ронского дома с просьбой укрепить его фундамент и провести капитальный ремонт без выселения. Это была необычайно сложная инженерная задача, но Нобель, судя по всему, с ней блистательно справился.

Летом 1827 года

Перейти на страницу: