И, хотя мы ни о чем не договаривались, я считал, что мы понимаем друг друга. Мы были вместе уже больше года. Я не принял в расчет Оливера. Элис могла бы сейчас разгуливать в добром здравии, если бы я принял в расчет этого Оливера.
3. Майкл
Прошло, наверное, лет пять с тех пор, как я видел последний раз Оливера Райана, которого многие знают под именем Винсент Дакс. Я следил за его успехами в новостях, но весть о совершенном им в ноябре прошлого года чудовищном поступке стала для меня полной неожиданностью. Говорят, Элис может уже никогда не поправиться.
Впервые я встретил его, будучи студентом Дублинского университета в семьдесят первом году. Мы готовились к получению степени по искусству и вместе изучали французский и английский языки. Оливер был тем типом юношей, на которых мне нравилось смотреть: красивым в поэтическом смысле этого слова. Вероятно, мне следовало бы оценивать девушек на своем курсе, но для меня всё это работает иначе.
Обычно Оливер держался особняком, но на лекциях по французскому сидел позади меня, и мы иногда обменивались конспектами. И только в конце второго года мы немного сошлись. Хотя с Оливером это было возможно только поверхностно. Например, я не помню, чтобы он когда-либо рассказывал о своей семье. До сих пор не знаю, были ли у него братья или сестры. Учитывая то, что о нем сейчас пишут в новостях, странно, что о его прошлом известно так мало. Никого из нас он никогда не приглашал домой и вообще создавал вокруг себя атмосферу, исключавшую вопросы о личной жизни. Оливер был и впрямь немного загадочным – что в сочетании с яркой внешностью и безупречными манерами привлекало к нему много внимания со стороны девушек, и не в последнюю очередь моей младшей сестры Лоры.
Лора была звездой своего выпуска. Она проявляла отличные способности к учебе и обладала потрясающей красотой в стиле Дикого Запада Ирландии. Я всегда терялся в ее тени. Внешность Лора унаследовала от нашей матери, а мама происходила из длинной линии черноволосых красавиц из Западного Корка, где когда-то испанская кровь, возможно, затемнила светловолосые ирландские гены. Я же получил внешность отца из графства Лаоис. Его семья была фермерами на протяжении многих поколений. Они сажали картофель, и в точном соответствии с теорией, что вы становитесь тем, что употребляете в пищу, мужская часть нашего рода напоминала именно картошку: бледные, рябые, с неправильными чертами лица. Все любили Лору.
Оливер несколько раз приходил с ней на ужин к нашим родителям. Моя мать обожала его до такой степени, что это могло бы Лору испугать. Но та была влюблена, хотя ей долго удавалось скрывать это, прежде чем наконец поддаться чарам Оливера. Они стали частью компании, вместе ходящей по пабам или проводящей выходные на нашей даче в Уиклоу. Лора была по-настоящему счастлива с ним. И я ревновал.
Я никогда не понимал, что же случилось с Лорой. И ее уже не спросить. Оливер, кажется, был так же поражен происшедшим, как и мы. И мы так и не докопались до сути. Сейчас я часто думаю о ней и о том, что же это было. Они с Оливером встречались всего около пяти месяцев, включая то ужасное лето, когда мы работали на ферме в Бордо. Я не помню, кому первому пришла в голову эта идея. Может, Лоре. Она знала кого-то, кто знал кого-то еще, и после тяжелого года учебы и экзаменов нам хотелось вырваться из Дублина и из-под родительского контроля. Нам предстояло сажать виноград во Франции. Другие отправлялись на консервные заводы в Германию, некоторые на строительные площадки в Лондон, но виноградник открывал для нас необычные возможности. Он, несомненно, означал доступ к дешевому алкоголю. О том, что нам придется там вкалывать как проклятым, мы не думали. Оливер, к восторгу Лоры, немедленно согласился. Договор предусматривал в обмен на наш труд бесплатный ночлег, питание и довольно скудную заработную плату. Это звучало нестрашно, и мы смогли убедить наших родителей в том, что возможность изучить французский язык и культуру следует поощрять, а не отвергать.
Мы приехали в конце мая. Первые две недели настрой был оптимистичным. Несколько акров земли, которые следовало подготовить под посадку, оказались окружены большим персиковым садом с одной стороны и оливковой рощей – с другой. И всё это находилось в окруженном стеной поместье с замком, в красивой долине в часе езды от Бордо. Мадам Вероник, вдова в возрасте около сорока, была главой дома. Другие члены семьи – ее шестилетний сын, восхитительный маленький мальчик по имени Жан-Люк, и ее престарелый отец, месье д’Эгс. Месье д’Эгс и Жан-Люк были неразлучны. Они бродили вокруг, держась за руки, останавливались, чтобы полюбоваться цветами или деревьями. Старик наклонялся к мальчику, маленькая ручка была заключена в его узловатую лапу, которая временами начинала неудержимо подрагивать. Они украдкой перешептывались, иногда взрываясь смехом. Не было понятно, кто кого, собственно, ведет.
Семья д’Эгс владела этим поместьем на протяжении нескольких поколений, но во время войны их изгнали оттуда нацисты. Виноградник пришел в упадок, и средства к существованию всей деревни были уничтожены. Замок лишился своих ценностей, но не величия. Ходили слухи, что месье д’Эгс сражался в рядах Сопротивления и руководил несколькими диверсионными операциями из большого подвала под ступенями террасы. Я не знаю, было ли это правдой, но звучало круто. Подумать только, что все эти подвиги планировались парой этажей ниже, пока нацисты в своих сапогах топтались в залах наверху. Были и другие версии этой истории: что месье подвергся ужасным пыткам, когда его поймали на спасении еврейской семьи из деревни. Но спрашивать об этом казалось бестактным и неуместным. В то время в этой части мира война все еще была живым воспоминанием, которое большинство предпочло бы забыть.
Слуг как таковых было