— Честь имею! — сказал тогда я и щёлкнул каблуками.
— Благодарю вас, господин Шабарин. Я найду возможность сообщить вам свое мнение после, когда оно у меня полностью сложится, — сказал Нахимов.
Пусть пишет письма мелким почерком. Я не временно покидал Севастополь, я собирался уезжать из города. Так что, собрав все свои немудрёные пожитки, пригласив управляющую домом Алексеева в Севастополе к себе на работу, я отправился в сторону Феодосии.
Я и без того, чтобы ехать к пленным англичанам, хотел лично проанализировать логистику в Крыму, чтобы согласовать через месяц или два благоустройство некоторых дорог. Правда, делать это уже только за свой счёт я это просто не мог, если говорить об этаких масштабах, то я нынче выскребаю из кармана последние ассигнации. Но то, что с логистикой на полуострове нужно что-то срочно решать и срочно, для меня стало фактом, как только я выехал за десять вёрст от Севастополя в сторону Феодосии. Всё-таки нужно мне самому организовать хотя бы несколько бригад, обученных быстро растаскивать завалы из камней, и снабдить их хоть какими-то примитивными механизмами, заимствованными со стройки высотных зданий.
Мирон был ранен и всё ещё не оправился, но доктор обещал, что его жизни уже ничего не угрожает, если только не начнётся Антонов огонь. Так что оставлять своего спасителя в Севастополе я не стал. Да и сам казак слёзно просился ехать вместе со мной. И уже через четыре часа, когда солнце уступило место на небосклоне свои права луне, мы прибыли на место.
Можно сколько угодно ругать французский язык, но он очень удобен для общения. На английском я бы со шпионом поговорить не мог.
— Кто вы? — задал я первый вопрос, как только увидел лежащего перебинтованным англичанина.
— Верноподданный его величества короля Великобритании, — с болезненной ухмылкой отвечал мне англичанин.
— Почему враг нашего отечества до сих пор не готов отвечать на мои вопросы? — бросил я за спину, где стоял Тарас.
— Вы что, собираетесь меня пытать? Это же дикость! — подняв брови и, кажется, ещё немного побледнев, сказал англичанин.
Впрочем, бледность у него от раны, и тут не разберёшь.
— Виноват, исправлюсь, — не обращая внимание на возмущение шпиона, сказал Тарас.
— А вы, как я посмотрю, очень неплохо знаете русский язык. Что же, мне проще спрашивать своего врага на родном языке, чем использовать вражеский. Ведь не только Англия хочет повоевать с Россией, но и Франция, — отреагировал я на выпад шпиона. — Что же до дикости, то я считаю именно англичан варварами и дикарями, но прежде всего — лжецами. Это вы собираетесь обмануть моего государя и моё Отечество и начать войну против нас.
— Вы сошли с ума! Вы будете пытать? Нет, это невозможно! — усмехнулся англичанин.
Ох уж эта вера в то, что русский будет до конца беречь свою честь и никаким образом не замарает себя кровью или пытками. При этом якобы цивилизованные англичане, не преминут апеллировать к русскому достоинству. Вот только я несколько из иного теста слеплен.
Отойдя в сторонку, достав из сумки душистые пирожки, я устроился поудобнее и принялся за еду. Управляющая севастопольским домом моего тестя чудо как хорошо умела готовить пирожки.
Я не обращал внимания на крики — сперва это были возмущения, после истинной боли. Для меня война уже началась. И проявлять жалость к своим врагам — это не воевать, это лишь играть в войну. Не допущу того унижения Российской империи, которое она испытала в ходе Крымской войны, а после и от её последствий.
Да, нет худа без добра. Крымская война послужила катализатором мощнейших реформ в Российской империи. Вот только я почти уверен, что если бы Николай Павлович не потерял своё здоровье во время этой войны, то он бы, пусть на склоне лет, обязательно отменил бы крепостное право. Ведь во многом те реформы, которые проводились Николаем Первым, можно считать предтечей к отмене крепостного права в России. Отменим. Победим и отменим.
А что до остальных реформ, так я против резкой демократизации судебных процессов, земства, опять же… Они необязательны. Вот военную реформу проводить нужно, а остальное — постепенно и крайне умеренно.
— Так что же? Вы готовы отвечать на мои вопросы? — спросил я англичанина.
— Вы зверь! — разбитыми в кровь губами сказал шпион.
— Продолжайте, враг нашего Отечества, ещё не готов говорить, — бросил я за спину, но англичанин поспешил заверить нервным ломким голосом, что к разговору готов.
Ничего совершенно нового я не узнал. Слова шпиона могли бы показаться полным откровением для тех, кто не знает, что грядёт большая война, где Россия в одиночку будет воевать с половиной Европы, а ещё и с Османской империей. Но важно было то, что теперь слова англичанина протоколировали сразу два писаря, отвечающие за внутреннюю документацию в моём полку. Так что, если представится такая возможность, я покажу эти записи какому-нибудь адекватному человеку, ответственному за некие решения в Российской империи. А кому же? Было бы неплохо сделать это на аудиенции у императора.
Ведь пора бы ей и случиться. Я уже начинаю удивляться, почему меня всё ещё не заметили на самом верху. За четыре года Екатеринославская губерния сделала такой мощный рывок в своём экономическом и промышленном развитии, что, как минимум, губернатора Андрей Яковлевича Фабра должны были уже обласкать в Петербурге. Там же должно было и прозвучать моё имя. Но ни меня, ни губернатора за последние четыре года ни разу не вызывали в Петербург. Даже обидно…
— Контроль — и тело с камнем в воду! — сказал я, когда понял, что больше от английского шпиона узнать ничего не смогу.
— С остальными пленными поступить так же? — спросил Тарас.
— Да! — решительно ответил я.
Оставлять кого-то в живых и после предъявлять их русскому командованию я не собирался. Во-первых, чтобы не нарушать имеющихся на данный момент договорённостей с Англией, шпионов просто и незатейливо отпустят, да ещё извинятся. Во-вторых, именно меня тогда выставят виновным, а могут и