Даже с запечатанной магией.
— Ты не посмеешь мне ничего сделать! — звонко воскликнула Лисса, и фрейлины за ее спиной зашептались, а стражники взялись за рукояти мечей.
— Почему же я должна хотеть тебе что-то сделать? — наигранно удивилась Талила. — Не потому ли, что твой отец продался Императору? Рассказал ему о бреши в обороне нашего поместья, которой воспользовался Клятвопреступник, когда пришел уничтожить весь мой род? Но зато, — очень мягко добавила она, окинув застывшую на месте Лиссу ледяным взглядом, — ты теперь гордо называешь себя младшей женой Императора, а не наложницей...
— Замолчи! Замолчи немедля! Я расскажу обо всем, что ты наговорила, своему супругу. Давно ли у тебя зажили следы предыдущих наказаний, что ты осмелилась открыть свой грязный рот?!
Разозленная и уязвленная, младшая жена Императора давно уже кричала, словно торговка. Ее красивое, круглое лицо исказилось в уродливой гримасе, сделавшей ее похожей на морщинистую старуху.
Талила же, договорив, испытала горькое облегчение. На губах почему-то чувствовался пепел. Она знала, что ее накажут. Лисса непременно побежит плакаться Императору, тот обрушит свой гнев на Клятвопреступника, а он — уже на нее.
Пускай. Никакое наказание не сотрет из памяти Талилы расширенные от ужаса глаза Лиссы. Ее сморщенное личико, заломы на лбу и меж бровей. Ее испуганный, визгливый, громкий голос...
Когда Лисса, окруженная квохчущими фрейлинами, скрылась из вида, Талила подняла голову и посмотрела ей вслед. Сердце тягостно заныло, предчувствуя беду, но она лишь отмахнулась от этого ощущения.
Почему-то ее сердце тягостно не ныло в день, когда Клятвопреступник напал на их поместье. А следовало.
Она развернулась и медленно пошла обратно, в сторону дворца. Никто, кроме стражников, не видел ее, и Талила позволила себе чуть ссутулить плечи. Огромная тяжесть давила на нее, и порой ей казалось, что она задыхалась под гнетом всего, что на нее обрушилось. Под гнетом всего, что ей предстояло сделать, чтобы отомстить.
Она последняя из рода, владеющего магией огня. Смертоносное пламя танцевало на ее мече, когда Талила бросалась в битву. Искры рассекали воздух яркими всполохами, и земля горела у врагов под ногами.
А ее отец...о, ее отец создавал огненного дракона. Умение, подвластное лишь мужчинам. Истинным воинам и наследникам своих отцов.
В отличие от нее. Недостойной дочери.
Но она была единственным ребенком, и со временем отцу пришлось смириться. Прошли годы, прежде чем он всерьез занялся ее обучением. Годы тщетных надежд на рождение сына. Годы сменявших друг друга жен...
Талила сама не знала своего счастья тогда. Она жадно, ненасытно мечтала о внимании отца, который хотел сына. Но сильно пожалела, когда отец впервые посмотрел на нее. Впервые по-настоящему увидел...
Она потрясла головой, отгоняя болезненные воспоминания. Все это в прошлом. Жалкие детские обиды, слезы, ревность.
Да, она недостойная дочь, но она должна, она обязана отомстить за свой род. И за отца.
Талила знала, что ее, последнюю из рода, никогда не оставят в покое. Но теперь, стремясь завладеть ею, не оставят в покое и Императора. Правители соседних земель кружат над Империей, словно коршуны, дожидаясь своего часа.
Чтобы отомстить, она могла бы примкнуть к кому-нибудь из них. Во дворце найдется немало предателей, шпионов и наемников. Нужно лишь вспомнить, что говорил отец. С кем был дружен. Кого привечал в гостях.
Жаль, что он нечасто посвящал ее в свои планы. Обучив ее, как мог, родовым умениям, он никогда по-настоящему не принял девчонку в роли наследницы. И потому держал на расстоянии от дел семьи.
Теперь Талила осталась совсем одна, но она даже не знала, кого отец считал союзниками. Что планировал долгими зимними вечерами последние несколько месяцев. Гонцы на быстрых лошадях покидали поместье по несколько раз в день, развозя секретные свитки. Гости, скрывавшие лица, входили в дом через потайные коридоры и двери. И так же покидали его, никем не замеченные и не узнанные.
Отец ничего ей не рассказывал. Не считал нужным.
Она была его верным мечом, молчаливой исполнительницей приказов.
Если подумать, это роднит ее с Клятвопреступником...
Нет!
Талила ущипнула себя за запястье, пытаясь привести себя в чувства и упорядочить спутанное сознание. Одна мысль о подобном — уже святотатство!
К тому моменту она уже вернулась к месту, откуда начинала свою прогулку: покои ее мужа.
Какая невыносимая ирония. Мать дала ему сильное, крепкое имя — Мамору.
Защитник.
Наверное, бедная женщина надеялась, что он будет оберегать слабых. Помогать тем, кто в этом нуждался. Защищать свою страну. Ее законы. Ее народ. Применять силу лишь там, где должно. Быть благородным. Справедливым. Мудрым. Честным.
А он стал убийцей.
Клинком своего брата.
Его молчаливой правой рукой.
Талила никогда этого не поймет. Клятвопреступник ведь был старшим братом Императора. Первенцем. Пусть и от наложницы, а не законной жены, но он имел право претендовать на престол. Он мог его занять. В искусстве владения мечом ему не было равных по всей стране. И генералы, с которыми он провел не одну военную кампанию, поддержали бы его. Последовали бы за ним.
Но он ушел в тень и теперь исполнял приказы своего младшего брата, законного сына, ставшего Императором — на беду им всем.
— Дальше вам запрещено ступать, — Талила, погрузившись в свои мысли, безотчетно шла по коридору, когда стражник преградил ей путь обнаженным мечом.
Солнечный луч, отразившийся от гладкой стали, ослепил Талилу, когда она вскинула острый взгляд. Ее губы растянулись в кислой усмешке. Она заметила, как дернулся стражник, стоило ей на него посмотреть, и шагнул назад.
— Кто так решил?
— Господин Мамору, — произнеся имя Клятвопреступника, стражник почтительно склонил голову.
Талила мрачно огляделась по сторонам. Выходило, что единственной возможность ускользнуть из очерченного Клятвопреступником пространства оставался сад. И тот мостик, перекинутый через пруд.
Она не удивится, если муж прикажет его разрушить. После того, как узнает, что она надерзила Лиссе.
Но Талила не думала, что расплата за слова настигнет ее так скоро.
Солнце едва миновало полдень, когда распахнулись раздвижные двери, и в покои вошел Клятвопреступник. Талила не подняла взгляда от своего занятия: она выводила иероглиф за иероглифом, но все больше портила драгоценную бумагу.
— Разве тебя не учили вставать в присутствии мужчины? — раздался его холодный, требовательный голос.
Подавив внутреннюю дрожь, она молча поднялась. Правила, которые вбивали в нее с детства, искоренить было невозможно.
Талила бросила на мужа быстрый взгляд и удивилась про себя, заметив испарину у него на лбу. И волосы у висков казались влажными