Фон Херварт молчал, с мрачным видом что-то прикидывая.
— Мне кажется, ваше преосвященство, — продолжал я, — этот вопрос лучше решать совместно с императором. Именно он может развеять опасения князя Яромира, и именно он обязан защитить Ливонию в случае нападения.
— Да-да, развеет он опасения, — проворчал фон Херварт. — И на всякий случай советую вам помнить, барон, что заступничество императора обычно обходится очень дорого.
«Вряд ли дороже, чем заступничество церкви», — мог бы сказать я, но, разумеется, промолчал.
— Церковь помогла ему взойти на трон, но непохоже, чтобы он чувствовал какую-то благодарность, — осуждающим тоном заметил епископ. — Впрочем, это неподходящее время и место для обсуждения императора. Скажу вам прямо: мы предпочли бы как-то решить этот вопрос без участия Дитриха. Вы можете в этом посодействовать, барон?
— Хм, — промычал я, всеми силами изображая глубокое раздумье. — Без ложной скромности могу сказать, что князь Яромир порой прислушивается к моему мнению, и, возможно, я смог бы найти подходящие аргументы.
— Если бы у вас получилось убедить князя Яромира отказаться от подобных планов, церковь была бы вам весьма благодарна.
Благодарность церкви — понятие довольно абстрактное, которое каждый может понимать по-своему. Во всяком случае, я абсолютно уверен, что мы с церковью понимаем его совершенно по-разному, так что этот вопрос определённо нуждался в уточнении. Поэтому я не стал спешить с проявлениями энтузиазма, а с интересом посмотрел на епископа, и он правильно понял мой взгляд:
— Мы могли бы, например, освободить ваше баронство от выплаты церковной десятины, скажем, на десять лет.
— Доля церкви неприкосновенна, — резко возразил я.
Брови у фон Херварта поползли вверх, и он уставился на меня в изумлении.
— Неуплата церковной пошлины вызовет возмущение у слишком многих, — пояснил я. — А на некоторых — я говорю прежде всего о матери Терезе, — это окажет просто разрушительное воздействие. Когда столь богатое баронство, да ещё и принадлежащее нехристианину, уклоняется от уплаты церковных взносов, это выглядит крайне дурно в глазах общественности.
— Пожалуй, вы правы, барон, — неохотно согласился епископ.
Разумеется, я прав. И мне отчего-то кажется, что сам фон Херварт прекрасно понимал, к какому результату приведёт освобождение от церковных выплат. Вполне возможно, что идея как раз и состояла в том, чтобы впоследствии отобрать у меня эту льготу, мотивируя это общественным возмущением.
— Было бы гораздо разумнее ограничиться мелкими льготами, которые не будут бросаться в глаза, — предложил я. — Например, нас интересует право закупки янтаря в определённом объёме и беспошлинный его вывоз. Я хотел бы получить также право беспрепятственного рыболовства в Чудском озере — сейчас наши суда туда просто не пускают. И, наконец, мне нужен иммунитет от заградительных пошлин, установленных указом архиепископа Рижского от восемь тысяч сто шестьдесят четвёртого года.
— В принципе, всё это возможно, — после некоторого раздумья сказал епископ. — Хорошо, баронство Раппин получит эти права на десять лет.
А ведь кое-что из запрошенного в компетенцию епископа Дерптского совершенно не входит. В частности, торговля янтарём полностью контролируется архиепископом Рижским. Но при этом епископ без раздумий раздаёт обещания за монсеньора, и это наводит на разные мысли. Например, о том, что разговор со мной планировался, и архиепископ выдал фон Херварту серьёзные полномочия для торговли. Похоже, попы здорово всполошились от перспективы войны на ливонских землях.
— Я предпочёл бы немного расширить эту договорённость, ваше преосвященство, — вкрадчиво сказал я. — Например, пусть эти права будут даны на тридцать лет с возможностью продления, а взамен я готов выплачивать церкви двенадцать процентов вместо обычной десятины.
— Четырнадцать, — фон Херварт заинтересованно посмотрел на меня.
— Тринадцать, и мы договорились, — отрезал я.
— Вы умеете убеждать, барон, — с удовлетворением заметил он.
— Лучше всего будет сделать это непубличным указом архиепископа Рижского, — предложил я, и епископ согласно кивнул. — И ещё в дополнение к подписи монсеньора я хотел бы получить и ваше письменное согласие.
— То есть от человека уходящего папы, и от человека будущего папы? — понимающе усмехнулся фон Херварт. — А вы предусмотрительны, барон.
— Мне также кажется, ваше преосвященство, что настало время поговорить и о более глобальных вещах. Не пора ли начать понемногу приводить к норме отношения Ливонии и княжества? Те неприятные события в Пскове случились почти тысячу лет назад. Я понимаю, что сразу убрать всё накопившееся невозможно, но почему бы не начать с малого? Не стоит пока трогать разного рода идеологические ограничения, чтобы не тревожить непримиримых, а вот торговые препоны можно и начинать понемногу убирать. Выгоду от этого все мы получим большую и сразу, а в глаза такие послабления особенно бросаться не будут — разумеется, если снимать ограничения постепенно. Дополнительно замечу, что и князю Яромиру в этом случае гораздо проще будет отказаться от конфронтации.
— Допускаю, что это действительно назрело, — задумчиво сказал епископ. — Разумеется, я не вправе говорить что-то определённое до того, как посоветуюсь с монсеньором.
— Я бы предложил такой вариант, ваше преосвященство: пусть наши специалисты встретятся с вашими — например, у меня, в Раппине, — и наметят несколько вариантов снятия торговых барьеров. С оценкой возможных экономических и политических последствий.
— Неплохое предложение, — кивнул фон Херварт. — Так и сделаем. Но в дополнение мы всё же хотели бы получить от князя Яромира письменное обязательство о ненападении.
— Не вижу препятствий, — улыбнулся ему я.
* * *
Лена кивнула равнодушно взглянувшему на неё охраннику и прошла на территорию. Асфальтированная дорожка вильнула, уходя к Дому собраний, а Лена привычно свернула на тщательно расчищенную тропинку, уводящую влево. Через пять минут ходьбы по тихому зимнему лесу тропинка привела её к особняку Матери — довольно причудливому, но выглядящему в этом заснеженном лесу на удивление гармоничным.
Замка в двери не было, так что стучаться Лена не стала — да особой нужды в этом и не было. Алина её почувствовала уже давно — собственно, в тот самый момент, когда она только подошла к воротам. Даже самое ничтожное событие в поместье не могло произойти незамеченным для Матери рода, а уж посещение поместья чужаком в категорию ничтожных событий никак не попадало.
Алина выглянула из двери гостиной и