— Чего ты еле-еле стрекочешь, гордый казилак, коль речь заходит об ентом упыре⁈ — недовольно рыкнул дюжий ратник, машинально теребя пальцами свой амулет в виде молота Сварога, всё так же покоящийся у него на груди. — Гутарь громче, бубнила, а то твои бормотушки вскоре слышны станут лишь тебе одному!
— Нельзя громче! — неодобрительно замотал головой Стальное Копьё. — Иначе, громоподобно поминая всуе мглистого колдуна, можно накликать на свои задницы его любимую вторую ипостась, то бишь самого Тауригла, морского змея! Говорят, он все пересуды с упоминанием себя в здешних водах улавливает своим вострым магическим ухом! Посему иногда выползает из глубоководной бездны и топит проплывающие мимо галеры! Как балакают, карает лишь тех, кто замыслил недоброе против властителя Вельберии. А ты, чемпион Кузгара, явно к нему не затем путь держишь, дабы при встрече в ноги поклониться да каравай сдобного мякиша преломить за дружеской попойкой. Я слышал про твоё горюшко, и вот что кумекаю по сему поводу: приглянулась ему, похоже, твоя женщина, а Пурагелис всегда берёт что пожелает. Ты же послушай моего благоразумного совета, воин; смирись с трагической утратой, как бы тяжко на душе не было! Нас высади в порту, а сам найди быстроходную скорлупку, отчаливающую из Кросмарека, да немедля возвращайся назад. Без своей огромной рати не одолеть тебе древнего чародея, соответственно, и жену не спасти. Так зачем тогда гибнуть зазря вам обоим? Подумай хорошенько, поразмысли, покудова ещё не поздно. Ты пойми простую истину: девок всяких-разных, и вертлявых, и румяных, и щекастеньких, да каких хошь, в мире — тьма-тьмущая, а жизнь-то у тебя одна…
— Марфа тебе не какая-то девка. Она — мать моих детей. Ента помимо того, что до сих пор при взгляде на неё моё сердце начинает не в такт биться, — нарочито спокойным тоном произнёс Ратибор, внутри которого мигом забурлило праведное негодование от столь безнравственных речей. — Посему ещё хоть раз так её назовёшь, курчавенький, и твоё прозвище шустренько сменится на Ржавый Якорь. А всё потому, что на дно морское камнем пойдёшь! Уразумел, Стальное Копьё?
— Вполне, — Аблаим, уловив нешуточную угрозу в словах Ратибора, недоумённо пожал плечами, но спорить не стал, здраво решив, что перечить «рыжему медведю» не следует. Тем более когда тот на взводе.
«Ведь жизнь-то одна», — как мантру, повторил про себя чернокожий ристальщик. Затем Аблаим развернулся, собравшись от греха подальше оставить рыжекудрого исполина одного, но в этот момент откуда-то из тёмных глубин Внутреннего моря донёсся неясный гул, впрочем, с каждой долей секунды делавшийся всё отчётливее и отчётливее. Барабанщик сбился с ритма, остановился и озадаченно прислушался к непонятному звуку. Его примеру последовало подавляющее большинство находящихся на корабле мореплавателей.
Тем часом, спустя пару мгновений, странное гудение сменилось на яростный раскатистый рёв, стремительно приближающийся к судну откуда-то снизу. И вот в дно галеры с невероятной мощью врезалось что-то огромное. Или, скорее, кто-то огромный. Раздался оглушительный треск ломающегося дерева, палуба ладьи заходила ходуном. Собственно, как и сама посудина в целом. Людей на борту вместе с экипажем, пассажирами и гребцами насчитывалось под семь десятков человек; и тряхануло всех разом так сильно, что, казалось, у некоторых душа выпрыгнула из тулова. Что, впрочем, было не так уж и далеко от истины, ибо не всем свезло остаться на корабле; после столкновения с «неведомой зверюшкой» несколько несчастливцев не преминули бултыхнуться в море.
Однако с неведомой ли зверюшкой случилась у галеры «Дитя богов» сия нежеланная встреча? Или всё же с вполне известной среди опытных мореходов легендарной жуткой тварью, неясную тень которой многие из бывалых корабельщиков не раз лицезрели за время своих бесчисленных странствий. Правда, судачить о подобных неожиданных свиданиях мнительные моряки предпочитали лишь на суше, в припортовых тавернах за кружкой-другой крепкого эля. Морской люд всегда славился болезненной подозрительностью да глупыми суевериями. Так же, как и аборигены Чёрного континента. Впрочем, в свете молниеносно завертевшегося круговорота событий являлись ли эти суеверия на самом деле глупыми? Внезапное нападение на ладью загадочного чудовища только ещё больше укрепило с ранних лет насаждаемые поверья как находящихся на судне мореплавателей, так и сухопутных жителей Южного материка.
— Нет!.. — потрясённо взвизгнул кубарем покатившийся по палубе Аблаим. Но вот он лихорадочно зацепился за одну из скамеек галерников, затем встал на карачки, продрался сквозь объятых благоговейным трепетом гребцов к правому борту, после чего вытянул шею и затравленно заглянул в морскую бездну. Лицо его вмиг посерело от ужаса, оправдались самые страшные опасения кучерявого ристальщика. В испуге отшатнувшись, Стальное Копьё шлёпнулся на задницу и горестно завыл:
— Беда! Накликали! Тауригл! По наши души явился сам хозяин здешних вод! Великий, бессмертный и несокрушимый! Спасайся кто может!..
С этими словами Аблаим вскочил, словно ошпаренный, да пугливой ланью метнулся по прямой, на противоположную сторону судна. Стремглав достигнув левого борта, Стальное Копьё на секунду обернулся, дабы напоследок стрельнуть в Ратибора обвиняющим взглядом, а затем ничтоже сумняшеся рыбкой перемахнул через леер и был таков. Очевидно, умевший отменно плавать бывший невольник совершенно здраво рассудил, что Тауригл наверняка явился не за ним, потому и решил попытаться спасти свою драгоценную шкуру, то есть попробовать банально добраться до виднеющегося родного берега вплавь, благо хорошему пловцу было вполне по силам осуществить задуманное. Конечно, при условии, что владыка морских пучин и в самом деле прибыл не за ним.