Юрка…
Я так долго боролась за твою жизнь, молилась, чтобы ты выкарабкался, и вот, когда все стало налаживаться, судьба вновь нанесла удар, попав в уязвимое место. Скользнувшая по щеке слеза упала на землю.
Не вижу, что происходит вокруг. Мои глаза, даже если их открыть, устремлены в землю. Мне было безумно страшно. Даже во время авианалета по базе джихадистов я не испытывала такого ужаса, тогда не было времени поддаваться эмоциям и страху, нужно было спасться. Сегодня все по-другому. Не слышно взрывов, перестрелки из автоматов. Идет спецоперация, где работают профессионалы. Подозреваю, что к этой заварушке причастны спецслужбы. Шум нежелателен, чтобы не привлечь внимание полиции и игиловцев, которые удерживают город. Скорее всего, идет передел влияния, и пройти он должен тихо.
Шестым чувством понимаю, что мое решение притвориться мертвой — правильное. Про меня словно забыли. Ощущаю перемещения, но никто ко мне не подходит. В какой-то момент раздается автоматная очередь, после чего начинается настоящий ад.
Заползаю под припаркованный грузовик, на котором меня куда-то должны были увезти. Машина с высокой посадкой, проблем пролезть нет. Голову держу между колес. Почему-то мне кажется, что так безопаснее, больше шансов выжить.
Могу отсюда наблюдать, но все интересное и опасное, останавливающее бег крови в моем хрупком теле, находится сзади, впереди только распахнутые ворота и мертвая охрана на земле. Развернуться не решаюсь. Боюсь, что привлеку внимание. Это как нужно изловчиться, чтобы проделать такой маневр тихо и незаметно? Я лучше останусь в неведении, зато живой.
Стрельба закончилась, но во дворе стоит шум, какие-то быстрые перемещения совсем рядом. Мое сердце стучит в висках, в груди невыносимо жжет, и я немного задыхаюсь, боясь быть обнаруженной, поэтому не сразу до меня долетает родная речь:
— Уходим…
— Быстро, быстро…
— Давай помогу…
Вот теперь я застыла и не знаю, как поступить. Первый порыв — выбраться из укрытия и сказать, что я здесь, что я русская. Но меня сковывает страх. Я ведь не знаю, кому они служат. Может, это наемники или наши сограждане, вступившие в ряды джихадистов? Что они со мной сделают? Для них я неверная, они не щадят своих соотечественников, порой поступают даже более жестоко, доказываю свою преданность.
Прислушиваюсь, пытаюсь уловить хоть что-то обнадеживающее в их речи. Топот ног, они уходят, а я не решаюсь выбраться. В голове настоящая паника. Что происходит? Кто они? Где мой брат?
— Надо было его грохнуть и не терять времени… — доносится резкий сухой голос прямо у машины. Замираю, дышу тихо-тихо, почти не наполняя легкие кислородом.
— Дай брату оторваться, у него там, видимо, личные счеты, — раздается другой голос.
— Счеты у него… У нас меньше минуты, чтобы отсюда убраться, — я не слышу в голосе недовольства, скорее уважение.
«Меньше минуты», — фиксирует мой мозг. Значит, нет времени, чтобы принять решение. Но мне этого и не приходится делать.
— Аврора, выползай, пора уходить, — теперь я узнала этот голос.
Ярослав Багиров. Именно он садится на корточки перед передним колесом внедорожника, склоняет голову и протягивает руку, в которую я машинально вкладываю свои пальцы. До сих пор не веря, что это все по-настоящему. К горлу подкатывает ком. Слезы сдержать не получается, да я и не пытаюсь. Пусть мы с Яром не виделись сто лет, да и не общались никогда близко, я все равно бросаюсь его обнимать. Возможно, я хочу, чтобы он меня обнял.
— Молодец, что сразу спряталась, ты нам облегчила задачу, — хвалит он, а у меня голос пропал, ничего ответить не могу. — Уходим, Аврора, здесь мы оставаться больше не можем…
— Юрка, — выдыхаю пересохшим ртом.
— Их уже вывели, — он тянет меня за руку, вынуждая быстро бежать. Ноги путаются в балахоне, поэтому я задираю его выше колен.
Меня буквально впихивают в первую машину, которая сразу срывается с места. Севера здесь нет, понимаю я. Ярослав остается, я надеюсь, что Мирон в другой машине…
Глава 54
Аврора
Гонка на выживание. Мы просто летим по бескрайним пустынным полям. Несмотря на ночное время, в машине невозможно душно, нечем дышать. В воздухе песок и частицы пыли, которые даже через шарф, который мне сунул кто-то в руки, забивается в легкие. По спине текут струйки пота, вызывая дискомфорт. Нас сзади четверо. Салон широкий, но ребята крупные, еще и в полной амуниции, даже на меня успели натянуть бронежилет и каску.
Молчание нарушает лишь звук рации, короткие ответы связного, из которых становится понятно, что впереди нас еще две машины, еще одна прикрывает сзади. Я не знаю, в какой из них Север, но могу быть уверенной, что он жив, с ним все в порядке. Это мне дает понять спокойствие Ярослава Багирова.
Мне хочется засыпать его вопросами, узнать хоть какие-то подробности. Откуда они появились? Есть ли среди них раненые? Куда мы сейчас едем? Что будет дальше?
Но я молчу, не решаюсь нарушить повисшую тишину. Бойцы до сих пор не приспустили маски, напряжение стоит такое, что его можно осязать. Вглядываясь в темноту окон, они словно чего-то ждут. Меня колотит мелкой дрожью, пальцы не слушаются, не удается нормально поправить съехавшую с лица арафатку.
Раздается треск рации, от которого я ощутимо вздрагиваю. Ярослав тут же накрывает мою руку своей и начинает успокаивать:
— Все хорошо. Ты в безопасности, скоро будем на базе, — говорит громко, перекрикивая рев мотора. Упустила, что там по рации говорили. Вначале вслушивалась в каждое слово, чтобы уловить голос Севера.
— С Мироном все в порядке? — не выдержав давления, которое крошит изнутри каждую косточку, подтянулась к мужчине и спросила в самое ухо.
— Он в крайней сзади машине. Их задача прикрыть наш отход, если начнется преследование, — от этой информации по спине проходит ледяной холод, замораживает на коже капли пота. Замечая мою дрожь, добавляет: — Уже не догонят, не беспокойся, через час где-то попадем на наши позиции.
Ярослав единственный, кто со мной разговаривает, остальные даже не пытаются ничего выяснить, не смотрят в мою сторону, будто меня нет. Если вначале я думала, что это связано с возможной опасностью, бойцы сдержаны и сконцентрированы, позже поняла, что дело во мне. Я ведь Каручаева… И им об этот известно. Нутро обжигает кипятком, когда я осознаю, что Мирону об этом тоже теперь известно. Как он отнесся к этой информации? Он поэтому не захотел меня видеть? Несмотря на то, что между нами было, вычеркнул из своей жизни?
Парни молчат всю дорогу. Чувствую себя пустым местом, хотя самой говорить не хочется. Получается, что отец что-то сделал не по совести, раз ко мне такое отношение? Тогда почему эти ребята пришли на помощь? И сама же себе отвечаю: отец может надавить, если ему что-то надо, а группа Севера — самые крутые спецы. Они сюда пришли свой долг выполнять. Выполнили. Но уважать меня и Юрку они не станут.
Почему-то именно сейчас я испытала самую сильную сердечную боль. Столько всего пережила, а тут согнулась под тяжестью чужого презрения. Но ведь Север мне не чужой…
Даже наедине с Тариком не было так невыносимо тяжело. Эти мужчины пришли спасать генеральских детей, рискуя своей жизнью, но при этом они не считали нас достойными людьми. А Север? Тоже так считает? Тот, ради кого мое сердце готово биться даже с пулей в груди, но, видимо, у него все не так серьезно…
Оставшийся путь запоминается одним размытым пятном. Где-то в районе десяти утра приезжаем на базу. Как только двери открываются, прохладный воздух проникает в салон. Вокруг становится шумно, радостные голоса, смех, улыбки. Надо бы и мне улыбнуться, спасли ведь, а я из машины выходить не хочу. Навалившееся чувство стыда и вины разъедает изнутри. Я ведь понимаю, что для спасения детей генерала были задействованы лучшие силы. Никто не считал потери, расходы…
А еще меня сковывает страх. Боюсь поймать на себе равнодушный взгляд Мирона. Он может окатить таким холодом, что мое сердце не выдержит, расколется ледяной крошкой.