Только для меня двадцать один – приговор!
Мне нечего отмечать, я хотела бы отсрочить свой день рождения лет на тридцать, а лучше, чтобы он никогда не наступал. Теперь Гаранин не примет никаких отсрочек. У меня осталось несколько недель свободы, которые я должна прожить в установленных женихом рамках, которые действуют в отношении меня уже пять лет. Именно столько лет назад Игорь увидел меня и сказал отцу, что женится на мне, если они будут выполнять требования Гаранина и строго следить за моим воспитанием, не допустят никакого скандала, связанного со мной, а в первую брачную ночь я окажусь неопытной девственницей. Намекая, что никакие шалости с мальчиками недопустимы. Гаранин во всем должен стать первым. Стоит обо всем этом начать думать, как меня передергивает.
Он спас нашу семью от банкротства. Папа считает, что я должна быть благодарна Игорю. За что благодарить? Он ведь не на добрых началах кинулся помогать нашей семье, Игорь преследовал определенную цель – в обмен на поддержку в бизнесе он потребовал меня.
День рождения – это праздник, мои дни рождения после восемнадцати стали пыткой. Я ненавидела их приближение, ведь это еще один шаг навстречу нежеланному замужеству. А время, как назло, ускоряло свой бег. Кажется, вот только мне исполнилось девятнадцать, а уже двадцать один.
В тот момент, когда бандит выстрелил в Мишу, у меня промелькнула предательская мысль: пусть и в меня стреляет, разом избавлюсь от Гаранина, получу наконец-то свободу.
Я не хочу становиться женой Игоря. Все во мне противится предстоящему замужеству. Отец постоянно повторяет, что я ни в чем не буду нуждаться, что Игорь станет мне хорошим мужем, только я не верю. Не могут деньги сделать человека счастливым. Возможно, я так рассуждаю, потому что никогда не знала нужды, но мнения своего не изменю. Мне Гаранин неприятен. Я его боюсь: холодный, деспотичный, придирается к любой, даже самой незначительной мелочи: спину ровно держи, не носи высокие каблуки, тебе не идет, платье короткое, джинсы нужно выкинуть, они слишком сильно обтягивают…
Бесконечные придирки. Но слышу их только я. Когда-нибудь я стану доведенной до совершенства бабочкой, которую он из меня вылепит, а потом наколет на булавку и поставит под стекло. За маской «настоящего мужчины» прячется абьюзер.
Отец этого не видел. Отказывался слышать правдивые жалобы, считал, что я пытаюсь оболгать жениха. Верил, понимал и поддерживал меня только Миша, папа в жесткой манере пресекал любое мое недовольство будущим мужем.
— Девушка должна быть при муже, — повторял он. — Свобода плохо влияет на женский разум, развращает не только ум, но и тело. Игорь не даст тебе ошибиться, с ним ты будешь счастлива, — когда папа начинал эти разговоры, я сразу вспоминала маму. Она ведь не просто так все бросила и ушла от отца? Они редко ругались, но мамины глаза все больше тускнели, а однажды она уехала в салон и не вернулась. Сначала я считала ее предательницей. Обижалась, клялась, что никогда не прощу, но с годами стала понимать. Невозможно всю жизнь прожить под чужим давлением и не сломаться.
— Если бы у него не было столько денег, ты бы не считал его достойным кандидатом, — выпалила я в пылу нашей последней с отцом ссоры.
— Юна! Ты становишься слишком строптивой, поэтому и нужно скорее выдать тебя замуж, — разозлился он и запустил в меня папкой с документами. Не попал, но было очень неприятно, что он опустился до физической расправы. Любое мое желание поговорить с отцом он выворачивал в пользу скорой свадьбы. Ее не избежать, и я почти смирилась. Почти… Маленький островок надежды все еще теплился где-то в душе…
А теперь мой мир окончательно рухнул. Единственный дорогой мне человек убит. Возле меня совсем чужой, незнакомый мужчина, его вроде Стас зовут, но я не уверена. Он грубо разговаривает со мной, но меня не задевает. Думает, задел? Этот гребаный мир давно против меня.
— Там Миша, — смотрю в эти прозрачные бирюзовые глаза и очень стараюсь держать себя в руках, хотя внутри всю трясет. Молю взглядом, чтобы помог. Помог Мише.
Стас меня пугает, но я отчего-то ему доверяю. Возможно, я себя обманываю, и мне уже все равно, что со мной будет дальше. Я еще там, на террасе, поняла, что от этого человека стоит держаться подальше, а сейчас, как глупая овца, иду на заклание со своим возможным палачом.
— Ему я не могу помочь, но тебя вытащу живой, если будешь слушаться, — голос уверенный, сильный, властный, от его тембра кровь в жилах леденеет, но все равно где-то на периферии еще работающего сознания есть уверенность, что он меня не убьет.
— Хорошо.
Я согласилась. Зачем?
Когда он заговорил о том, что не спасает «телок» за просто так, я дар речи потеряла. Грубиян! Хам! Он так общался, будто я сама ему навязалась! Но все равно решила предложить деньги, их все любят. Думала, и этот обрадуется.
— Неинтересно. Отсосешь мне?
Он это мне?!
Он просто омерзителен! Да как он посмел мне такое предложить? У меня горело лицо, внутренние органы распирало от злости, я готова была лопнуть от возмущения, которому не было предела, а он вел себя, будто ничего не произошло. Отдавал команды, которые я по инерции выполняла: ложись, спрячься за мной, ползи. Не задумываясь, потому что в голове все время звучала эта вульгарщина. Вокруг меня опять стрельба, смерть, крики, стоны, а я думаю о том, что этот хам мне предложил!
Мерзость!
Вопреки всем доводам разума, мое подвергнувшееся сильному стрессу сознание рисует картинки, как это могло бы произойти. Не верится, что я допускаю такие мысли! Он красив, безумно красив… и порочен, а я на это не ведусь.
Такая внешность бывает только у распутников! Судя по тому, что он мне предложил, Стас самый настоящий распутник, и мне не следует его поощрять!
— Может, отомрешь? Я понял, что минет мне не светит, ты ни хрена ведь не умеешь? — перезаряжая свое оружие, он на меня даже не посмотрел. Рассуждал обыденным тоном, словно поход в магазин обговаривал со мной! — Член в руках хоть раз держала? — о, я удостоилась чести, чтобы он на меня посмотрел. На его красивом лице появилась вызывающая ухмылка, рука чесалась дать ему по наглой невоспитанной роже!
— Вы просто омерзительны! — мое лицо так пылало,