И только почистив КХЗ и сапоги, Аким залез в лодку, уселся рядом с кубриком на ящик с патронами и, закурив, спросил:
- Денис, а ты на Антоновой заводи бывал?
- А как же? Бывал, бывал… - отвечает Калмыков.
- Ну, вот на неё и держи, – приказывает Саблин.
- Так как же… - не понимает Милевич. – Аким Андреевич, ты же сказал, что на Камень пойдём, а мы как раз в обратную сторону направляемся.
- Да, казаки, - соглашается Саблин, - говорил я вам, что на Камень идём, так было нужно… Но туда мы не пойдём.
- А куда же пойдём? – тут даже Калмыкову стало интересно.
- На Енисей. Бывал там, Денис?
- На Енисее-то? Да, бывал когда-то, - отвечает тот как-то без задора.
- И что, не понравилось тебе там? – Саблин усмехается. Ему и самому там не нравилось никогда.
- А чего там хорошего? - Откликается Калмыков. – Дикость одна, дарги, да омуты сплошные, бегемот на бегемоте.
«Верно, верно всё он говорит».
Но Саблин хочет успокоить товарищей:
- Да ничего там страшного нет, бегемоты – это ничего, ерунда, мы же не рыбачить туда идём, проскочим, а дарги… так переделанные похуже будут, дарги в воду не суются, гоняться за нами не будут. Мы только туда да обратно, товар, что добыл Савченко, отдадим заказчику, да назад. Может, и быстрее, чем за две недели, управимся.
- Хорошо, если так, - соглашается Денис.
А вот Милевич ничего не говорит, и непонятно, что у него там на душе. Наверно, волнуется парень. И Саблин спрашивает:
- Никита, а ты-то на Енисее бывал?
- Ну, бывал. В первом призыве нас по реке на юг баржами поднимали, – отвечает тот.
- Вот и хорошо, знакомство, значит, имеешь. В общем, не волнуйтесь, казаки, не так уж Енисей и страшен. Никита!
- Чего? – откликается радист.
- Моторы есть поблизости?
- Только у станицы один. Далеко. Восемь километров.
- Утро близко, скоро пойдут казаки на рыбалку, ты мне говори, если кто за нами увяжется. Следи.
- Есть следить, – откликается радист.
Много было у него суеты за последние дни, много волнений, напряжение не отпускало, а спал он в предыдущую ночь совсем немного… Теперь Аким чуть успокоился, поговорил с Денисом насчёт дороги, согласовали с ним курс, договорились насчёт смены. Отдал распоряжение Никите. И только после этого его немного отпустило. Дом остался позади. Рейд начался. Саблин пошёл в кубрик проверить, как там голова поживает, он про неё не забывал ни на секунду, взглянул на индикаторы – вроде всё нормально. Снял пыльник, стянул сапоги, расстегнул КХЗ… Потом спокойно настроил кондиционер. Моторы работали, генераторы давали хороший ток, теперь можно было не экономить электричество. Он устроил в кубрике благодатную прохладу, тем более что стазис-станция чувствительна к высоким температурам. Как температура понизилась, присел на узкую кровать, привалился к борту и собрался покурить в удовольствие, без респиратора, послушал, как божественно воркуют моторы, как тихо бьётся вязкая вода болота в нос лодки, послушал-послушал и… заснул.
***
А проснулся, когда в засыпанные пыльцой окна кубрика проникал розовый свет.
«Рассвет, что ли? – Аким протирает глаза и приглядывается. – Да нет, рассвело уже!».
Он начинает обуваться, зачем-то торопится, хотя мерный рокот моторов должен был ему подсказать, что всё нормально. Лодка спокойно идёт, не меняя скорости и почти не маневрируя.
«Молодец Денис… Сказано не болтать, так лодчонка и лежит у него на воде, как прибитая».
Он накидывает пыльник, капюшон КХЗ, надевает респиратор и выбирается из кубрика.
- Отдохнул, Аким Андреевич? – интересуется молодой радист.
- Отдохнул, - отвечает Саблин и, перебираясь через ящики, переступая через банки, продвигается к Калмыкову. – Денис, ну ты как?
- Нормально, - отвечает тот. – И устать ещё не успел.
- Покушать хочешь? – интересуется прапорщик.
- Покушал бы, - отзывается казак. Но вставать от рулей не торопится, а в свою очередь спрашивает у Саблина: – Аким, а ты радисту нашему радиограммы отправлять приказывал?
- Чего? – не понимает прапорщик и поворачивается к Милевичу.
А тот, в свою очередь, разворачивается к казакам лицом и замирает.
- Может, ты ему приказ давал радиограмму отправить? – повторяет Калмыков.
- Нет, ничего я ему не приказывал, - Саблин всё ещё не понимает, что происходит. Но его взгляд падает на рацию, что стоит на банке рядом с РЭБом: рация включена, на ней горит индикатор питания. Когда он ночью уходил в кубрик, рация включена не была. Милевич смотрит ему прямо в глаза, и Аким спрашивает у него:
- Ты радировал кому-нибудь?
- Да ты чего, Аким Андреевич? – почти возмущается радист. – Нет!
- Рация-то включена, – кивает Саблин на аппаратуру.
- Так знакомлюсь, – отвечает Милевич. – Аппарат-то не очень знакомый, смотрю частоты, диапазоны… что да как. Я же работал только со взводными рациями…
Аким оборачивается к Калмыкову:
- Денис, а с чего ты взял-то, что он сообщения отправлял?
- Аким, я, что, по-твоему, в первый призыв иду, что ли? – усмехается Калмыков; он как вёл лодку, так и ведет. Спокойный человек, абсолютно. – Что же я, не знаю, как рация пищит, когда радиограмма уходит?
Да, так и есть: когда уходит кодированная радиограмма, короткий электромагнитный импульс длиной всего в миллисекунды, на панели любой рации вспыхивает светодиод и раздаётся тонкий писк. Это подтверждение для отправляющего, что сигнал ушёл в эфир.
- Да ничего я никуда не отправлял, чего ты несёшь-то? – пожалуй, слишком резко отвечает ему Милевич.
Саблин смотрит на него, потом снова на Дениса. Калмыкову он доверяет на все сто. Это он рассказал ему, почему Ряжкин отказался от рейда. Да и в прошлом деле вёл себя как надо. Но и к Милевичу у него вопросов не было, парень был боевой.
«Хрен тут теперь разберёшься!».
- Ну… - Денис делает паузу и произносит с тоном: моё дело сторона: – Я тебе, Аким, говорю, как мне слышалось, а ты уж там сам думай, ты у нас за атамана, вот сам и решай…
И тут Милевич и вставляет своё:
- Аким Андреевич, я никуда ничего не отправлял. Кому мне что слать? Зачем? – и добавляет, обращаясь к Калмыкову: – Чего наговариваешь? Сидел там спал на руле, и на тебе, проснулся…
Говорил он это горячо,