Деллин только смотрел на нее.
Лицо Козла было еще хуже. Выражение сонного недоумения не покидало его глаз. Глубокая морщина прорезала его брови, когда он переводил взгляд с нее на Деллина и обратно.
— Что-то… неправильно, — сказал он. Он с трудом подбирал слова. — Это не так… как ты чувствуешь.
Она тряхнула поводьями. Бесполезно объяснять мальчику, что она не может выразить свои чувства простыми словами. Она сама их не понимала. К этому привели все ее надежды и поиски. Она чувствовала себя обманутой и преданной. Хуже того, она чувствовала себя глупо. Потому что она все время знала, не только в течение дня, но и в течение многих лет, что до этого дойдет. Что когда-нибудь она потянется к нему, оказавшись в нужде, а его там не будет. Гнев сотряс ее, как шторм, который несколько дней назад обрушился на ее фургон, и отвращение к самой себе наполнило ее из-за того, что она позволила заманить себя в зависимость от него. Она повернулась к ним спиной и прикрыла глаза, пытаясь найти способ побыть одной. Деллин испортил ее оцепенение.
— Я не могу помочь тебе, не позволив причинить вред мальчику, — до нее смутно донесся голос Деллина. — Прости. Тебе придется столкнуться с этим самой.
“Сама по себе”, — подумала Ки, и эти слова тупым эхом отдались в ее голове, повторяясь бесконечно. “Сама по себе”. Она почувствовала, что протягивает руку, и внезапно поняла правду слов Деллина. Между ними была связь, но теперь она протянула руку и нащупала только стену. Никто не протянул руку в ответ. Он отпустил ее. Где-то вчера он решил присоединиться к восстанию. И умер за это. Ее одиночество бесконечно и мучительно тянулось в пустоту, в которой не было ответов, не возвращалось тепло. Это было кровотечение, которое нельзя было остановить. Сама по себе.
— Я не могу этого допустить, не так близко к Готерису!
Остановка фургона потрясла ее. Она не поняла, что Деллин вел упряжку. Она открыла глаза, но сначала ничего не увидела. Затем ничто превратилось в пальцы ее рук. Она медленно подняла лицо, расслабилась. Деллин приподнялся на сиденье.
— Прекрати это! — повелительно крикнул он. — Отпусти ее! — Ки повернула голову.
С одного из оставшихся деревьев свисала петля. За нее ухватился маленький мальчик, придерживая ее открытой. Возможно, пятнадцать или двадцать человек, больше, чем Ки видела сегодня, столпились на улице. Они сердито бормотали, как потревоженные пчелы, и их лица были искажены ненавистью. Трое молодых людей тащили женщину к дереву.
— Она одна из этих проклятых мятежников, — крикнул кто-то Деллину. — Одна из тех, кто убил герцога и натравил брурджанцев на всех нас. Дружит с тем самым, кто это сделал! — Другие в толпе сердито пробормотали в знак согласия.
— Отпусти ее! — взревел Деллин. Мужчины остановились, посмотрели на него. Их глаза горели ненавистью. Женщина дернулась от их хватки, откинулась всем телом назад, пытаясь освободиться от их безжалостной хватки. Ее капюшон откинулся назад.
Уиллоу постарела за ночь. Ее остриженная голова делала ее похожей на жертву какой-то ужасной болезни. Ее кожа была серой, а сбоку на носу виднелись пятна черной сажи. С широко раскрытыми и вращающимися глазами разного цвета она была похожа на потрепанную куклу, жертву какого-нибудь злого ребенка.
— Пусть они убьют ее, — тихо сказала Ки.
Деллин посмотрел на нее сверху вниз.
— Я подумал, что должен остановить их, ради Готериса. Теперь я знаю, что должен остановить их. Ради тебя.
За короткий промежуток времени, пока он говорил, толпа потеряла к нему интерес. Один из мужчин схватил Уиллоу за короткие волосы, приподнял ее почти над землей, когда они толкали и тащили ее вперед. Мальчик, приоткрыв рот, держал петлю открытой и ждал ее.
Взгляд Деллина серьезно блуждал по толпе. Но если он надеялся увидеть какие-либо признаки того, что они смягчатся, его ждало разочарование.
— Остановитесь, — на этот раз слово произнес Деллин, и в его голосе прозвучала мольба. Он говорил негромко, и голос его звучал невнятно. Это было почти так, как если бы он произнес это одними губами. Это не помогло. Мужчины, которые схватили Уиллоу, были непоколебимы в своих намерениях. Ки не могла найти в своем сердце жалости к девушке. Она проклинала Ки слишком хорошо и слишком искренне. Несколько человек с краю толпы, внезапно почувствовав отвращение к тому, что должно было произойти, повернулись и поспешили прочь. Она увидела, как какая-то женщина умоляюще положила руку на плечо своего мужа, наклонилась к нему, чтобы серьезно что-то сказать. Он неохотно последовал за ней, когда она отвернулась. Никто не обратил внимания на их уход.
— Не делайте этого! — снова выдохнул Деллин. Мальчик, державший петлю, дернулся, как будто его укололи булавкой. Его взгляд внезапно сфокусировался на сопротивляющейся девушке, на свирепых лицах мужчин, подталкивающих ее к нему. Его глаза расширились, как будто он только что мельком увидел демонов, разгуливающих при дневном свете. Он взвизгнул, как побитый щенок, и убежал.
— Черт! — выругался один из мужчин, и ему пришлось оторвать одну руку от Уиллоу, чтобы ухватиться за раскачивающуюся веревку. Она в полной мере воспользовалась его рассеянностью, высвободив руку, чтобы отчаянно ударить мужчину, схватившего ее за волосы. Ки тихо сидела, наблюдая за ней. Позади себя она услышала приглушенное хныканье, обернулась и увидела Козла в дверце кабины. Он вцепился в сиденье так, словно тонул, а это был единственный обломок плавника в море. На его лице было паническое выражение ребенка, который не может дышать. В его глазах был такой ужас, какого Ки никогда не видел.
— Это неправильно, — выдохнул Деллин.
Толпа поредела. Мужчина, пытающийся сблизить петлю и шею Уиллоу, внезапно почувствовал себя явно неловко. Ки показалось, что его центральная роль в драме внезапно показалась ему неприятной.
— Ты будешь наказан, — зловеще предупредил Деллин.
— Накинь на нее чертову петлю! — приказал ему один из мужчин, державших Уиллоу. Но тот, кто держал петлю, мгновенно разозлился.
— Хочешь, чтобы это было сделано, сделай это сам! — прорычал он и швырнул свисающую веревку своему напарнику. Он промахнулся, и петля пролетела мимо него,