Вообще-то завтракал он в два часа утра, а сейчас время шло уже к двум дня. Но он говорит ей:
- Меня ждут, лучше закончим, и я пойду.
- Я есть хочу, - упрямо заявляет Пивоварова. – А заниматься нам ещё час, не меньше. Я вам должна многое ещё рассказать, и ещё хочу позадавать вам вопросы. Может, даже и в два часа мы не уложимся, так что… - она не собиралась учитывать его мнение и пошла к двери. – Пойдёмте, Аким Андреевич, я вас покормлю.
Ну что ты с этой бабой будешь делать? Саблин встал и пошёл за нею. А может, то было и к лучшему, он и вправду уже хотел есть.
Ну какая Розалия стряпуха? Об этом уже можно было судить по её домашней одежде. Хозяйка она никакая. У неё хлеб был покупной. С Настиным не сравнить. Ну, это ещё ладно… Но у неё и тыквенная каша была покупной. В лавке купила. Ну пусть ты огорода не имеешь. Понятное дело, тянуть воду от болота на самый край села… И насосов, и электричества не хватит. Тут вода будет золотой. Но купить-то тыкву и варить её… Чуть-чуть крахмала, чуток соли, семечки пожарь да добавь в неё – и вот тебе вкусное и питательное блюдо… Но нет, варево из лавки. Поросям и то вкуснее варят. Улитки, ну их-то как испортить? Ан нет… Всё-таки можно, если всё лень… Подсохшие, заснувшие, да ещё из холодильника. А их живыми надо есть… Ну, компот из банок, тут ничего не скажешь, компот, конечно, это дело, как и все северные фрукты, – деликатес, ну так не она же варила, его из-за болота привезли.
Сели есть, а она ещё и разговаривает всё время. Спрашивает, спрашивает, спрашивает. Минуту помолчать не может. И всё ли ему понятно про стазис-станцию, и понравилась ли ему лодка Савченко, а потом и про Енисей завела разговор, про болото, про опасности, что там могут подстерегать. Но Аким понимал, к чему эта худощавая, не старая ещё женщина ведёт эти разговоры.
«Не угомонится всё она. Думает, что как-нибудь да заболтает меня, уговорит взять с собой».
Посему он отвечал без большой охоты, соглашался. Да, опасностей хватает.
- Переделанные?
- На востоке их нет… Раньше не было. Они больше у Камня промышляют. А у Енисея, там в основном дарги свирепствуют, но они в воду не лезут, там лучше от берега подальше держаться.
- А живность опасна в болотах? – продолжает она. – Бакланы…
- Бакланы, – он кивает. - Да. За ними глаз да глаз… Дурные, голодные всегда, подкараулят, за рогозом сховаются, а как подойдёшь, так кидаются очертя голову… По двое, по трое, поранить серьёзно могут, - и, глянув на Розалию, он добавляет многозначительно: – Если, конечно, без брони будешь.
- А выдры? Я слышала, они тоже опасны, – продолжает интересоваться Пивоварова.
- Опасны, но это когда лодка стоит или идёт очень малым ходом, а как идёшь хорошо, так она в воде нипочём тебя не догонит.
- А бегемоты? Вы же охотились на них?
- Бегемоты далеко от русел рек не отходят, – можно, конечно, буркнуть что-то и дальше жевать, но Саблин думает, что это будет невежливым. И берётся пояснять: - Редко когда залезут в изолированный от течения омут. Им глубина нужна… Но уж если залезут, то тут уж дело дрянь. Будут свирепствовать, это уж не сомневайтесь. Но им нужно не менее двух метров глубины. На мелководье они вообще не выходят.
- Наверное, больше всего людей в болотах гибнет от них? – предполагает Пивоварова.
- Больше всего… - Саблин даже и не задумывается, – больше всего в болоте гибнет на банках.
- На банках? – не понимает Розалия.
- Ну, на отмелях, на мелях, на камнях, - говорит Аким. И так как она смотрит на него с непониманием, он ей объясняет: – Идёт человек домой, торопится, тридцать километров в час из мотора выжимает, а болото, к примеру, не очень хорошо знает, или не разглядел в воде растительность: банка, она ведь сразу порастает лилией… Её замечать нужно, а она иной раз и из воды не торчит… И вот он эту банку не заметил и на всём ходу и налетел на грунт; хорошо, если только винт сорвал, или вал погнул, или крепления мотора оторвал… Может и сам вперёд, в нос лодки, улететь, в воду упасть, побиться, кости поломать… Я пару раз плавал в болоте… А один разок до берега, до людей, потом ещё шёл сутки, амёба кожу сожгла, а КХЗ не снять, днём по пятьдесят, ночью мошка… Насилу выбрался. Думал, сгину. Так кожа потом слезала лоскутами… А если вдруг камень… тут уже просто винтом оторванным не отделаешься… Распорешь борт, дно, нос пробьёшь так, что не заварить будет… Если рации нет, если далеко от берега, а ты ещё со сломанной рукой… то всё, считай, что пропал в болоте.
Все эти страсти Саблин не просто так ей рассказывал, в том был простой умысел, он хотел напугать дурёху, чтобы больше и не думала проситься с ним. Но она поняла всё по-другому:
- А вы ещё и один в болото ходите? С ума сойти… Вы, Аким, редкий храбрец. Настоящий житель болот, – Розалия, кажется, им просто восхищалась.
Он отметил, что она первый раз назвала его по имени, да ещё «храбрец», «житель болот… настоящий!».
- Один? – Саблин и не собирался преподносить себя каким-то храбрецом. Он от всего этого даже немного растерялся. Честно говоря, особым героем он себя никогда не считал. – Да один я хожу только вот тут… За стекляшкой хожу. Рядом с бережком, где каждый камень знаю. А как в рейд, - он качает головой, - только с братами. Болото, оно дело нешуточное.
А потом она налила им обоим чай, и они снова вернулись к стазис-станции, причём, когда покидали кухню, Аким заметил, что Пивоварова оставила грязную посуду на столе. Поела да пошла. Даже не составила её в мойку.
«Нет, у Насти такого быть не могло».
Ну да ладно, это было не его дело. Они вернулись в подсобку, и Аким снова сел на свой стул, а Розалия встала к станции. И она сразу у него спросила:
- Видите,