Интересно, что любимым героем Б. был Фауст, а творчеству Иоганна Вольфганга Гёте (1749–1832) он в 1932 г. посвятил специальный доклад, где доказывал, что «конец «Фауста» – уже смутное предчувствие, пророческая греза о социализме». В связи с этим финал «Мастера и Маргариты» можно прочесть и как полемику с этим утверждением Б., поскольку Мастер, чьим прототипом послужил Фауст, и его вечная спутница обретают последний приют, где автор романа о Понтии Пилате вновь получает возможность творить, зато оказывается отгорожен от социализма, сломавшего его жизнь.
Интересно, что во время своего последнего пребывания в Париже (куда так и не смог добраться Булгаков, мечтавший увидеться с братьями) в марте – апреле 1936 г. Б. виделся с известным меньшевиком Ф.И. Даном (Гуревичем) (1871–1947) и его женой и говорил им о Сталине, что тот «даже несчастен оттого, что не может уверить всех, и даже самого себя, что он больше всех, и это его несчастье, может быть, самая человеческая в нем черта, может быть, единственная человеческая в нем черта, но уже не человеческое, а что-то дьявольское есть в том, что за это самое свое «несчастье» он не может не мстить людям, всем людям, а особенно тем, кто чем-то выше, лучше его… Если кто лучше его говорит, он – обречен, он уже не оставит его в живых, ибо – этот человек вечное ему напоминание, что он не первый, не самый лучший; если кто лучше его пишет – плохо его дело… Нет, нет, Федор Ильич, это маленький, злобный человек, не человек, а дьявол». На вопрос же Дана, как могли Б. и другие коммунисты доверить этому дьяволу судьбу страны, партии и свою собственную, собеседник признался: «…Вот уж так случилось, что он вроде как символ партии, низы, рабочие, народ верят ему, может, это и наша вина, но так это произошло, вот почему мы все и лезем к нему в хайло… зная наверняка, что он пожрет нас. И он это знает и только выбирает более удобный момент». Но стать невозвращенцем Б. отказался: «Нет, жить как вы, эмигрантом, я бы не мог… Нет, будь что будет… Да может, ничего и не будет».
Эта запись из архива Дана была обнародована десятилетия спустя после гибели Б. и смерти Булгакова. Разумеется, она осталась неизвестна автору «Мастера и Маргариты». Однако в образе «нижнего жильца» Николая Ивановича Булгаков угадал многие черты, отразившиеся в цитированном выше разговоре Б. с Ф.И. Даном. Николай Иванович, оказавшись во власти Воланда, более всего озабочен получением справки, оправдывающей его перед женой, точно так же, как Б. пытался получить удостоверение собственной невиновности после показаний, данных против него Г.Е. Зиновьевым и Л.Б. Каменевым. Булгаковский герой пытался сохранить свой обывательский мир в царстве сатаны, а в эпилоге романа «нижний жилец» горько жалеет, что не смог в свое время улететь вместе с Маргаритой от опостылевшей жизни: «– Эх я, дурак! Зачем, зачем я не улетел с нею? Чего я испугался, старый осел! Бумажку выправил! Эх, терпи теперь, старый кретин!» Терпеть Б. в реальной жизни после разговора с Ф.И. Даном пришлось недолго. В политическом завещании, продиктованном третьей жене А.М. Лариной, он признавал: «Ухожу из жизни. Опускаю голову не перед пролетарской секирой, должной быть беспощадной, но и целомудренной (террор Б. принимал, был одним из убежденных его сторонников в годы Гражданской войны, но смириться с тем, что теперь объектом террора стал он сам, естественно, не смог. – Б. С.). Чувствую свою беспомощность перед адской машиной, которая, пользуясь, вероятно, методами средневековья, обладает исполинской силой, фабрикует организованную клевету, действует смело и уверенно». Почти точно так же булгаковский Воланд характеризует И.В. Сталина перед последним полетом: «У него мужественное лицо, он правильно делает свое дело, и вообще все кончено здесь».
Отметим, что 12 июня 1929 г. в Москве докладами Е.М. Ярославского (М.И. Губельмана) (1878–1943) и Б. открылся Всесоюзный съезд безбожников. Возможно, поэтому в редакции «Мастера и Маргариты» 1929 г. к 12 июня приурочены чудеса, последовавшие за сеансом в Театре Варьете.
Иммануил Кант (1724–1804)
Основоположник немецкой классической философии, оказавший значительное влияние на творчество Булгакова, особенно в романе «Мастер и Маргарита». К. родился 22 апреля 1724 г. в столице Восточной Пруссии Кенигсберге (ныне Калининград, центр Калининградской области в России) в семье шорника. В 1733 г. поступил в школу. В 1740 г. после окончания школы К. стал студентом теологического факультета Кёнигсбергского университета. Чтобы иметь возможность учиться в университете, давал частные уроки. В 1746 г. окончил университет и служил домашним учителем в семьях протестантского пастора и двух помещиков за пределами Кенигсберга. С 1755 г. преподавал в Кёнигсбергском университете. В 1755–1756 гг. К. защитил магистерскую и докторскую диссертации, став приват-доцентом и экстраординарным профессором. В 1766–1770 гг. занимал также должность помощника университетского библиотекаря. В 1770 г. К. защитил вторую докторскую диссертацию и был назначен ординарным профессором. В 1786 г. К. избрали ректором университета, а в 1786 г. переизбрали на второй срок. К. читал лекционные курсы по метафизике, логике, моральной философии, математике, физике, физической географии, антропологии. В 1797 г. по состоянию здоровья прекратил чтение лекций. К. скончался в Кенигсберге 12 февраля 1804 г.
Первая опубликованная работа К. – «Мысли об истинной оценке живых сил» (1746). За ней последовали «Всеобщая естественная история и теория неба» (1755), «Единственно возможное основание для доказательства бытия Бога» (1763), «О форме и принципах чувственно воспринимаемого и умопостигаемого мира» (1770) (это вторая докторская диссертация К., положившая начало так называемого критического периода его творчества, когда была создана система критического, или трансцендентального, идеализма), «Критика чистого разума» (1781), «Пролегомены ко всякой будущей метафизике, могущей появиться как наука» (1783), «Критика практического разума» (1788), «Критика способности суждения» (1790), «Религия в пределах только разума» (1793), «Конец всего сущего» (1794), «К вечному миру» (1795), «Метафизика нравов» (1797), «О мнимом праве врать из человеколюбия» (1797), «Антропология» (1798), «Логика» (1800) и др.
Вслед за Львом Николаевичем Толстым (1828–1910) Булгаков в «Белой гвардии» использовал символ звездного неба в качестве контрапункта категорического морального императива, данного Богом внутреннего нравственного закона. В «Мастере и Маргарите» Воланд напоминает Михаилу Александровичу Берлиозу и Ивану Бездомному о выдвинутом К. нравственном доказательстве бытия Бога, которое Берлиоз тотчас признает неубедительным. Поэтому сатана вынужден предъявить ему свое доказательство «от противного», дабы заставить литераторов убедиться в существовании дьявола, а через это поверить и в Бога. В первой редакции «Мастера и Маргариты», создававшейся в 1929–1930 гг., «доказательство Воланда» называлось шестым, следовательно, доказательство К. считалось пятым. Сведения о доказательствах бытия Божьего Булгаков взял из статьи П. Васильева «Бог» Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона, где утверждалось, что нравственное доказательство К. стало пятым по общему счету в дополнение к четырем ранее существовавшим: историческому, космологическому, телеологическому и онтологическому. Именно из этой статьи в окончательном тексте романа черпал аргументы Берлиоз в споре с Воландом, почти дословно цитируя, что «Шиллер говорил, что кантовские рассуждения по этому вопросу могут удовлетворить только рабов, а Штраус просто смеялся над этим доказательством». Очевидно, в процессе дальнейшей работы над «Мастером и Маргаритой» писатель обратился к тексту трактата «Единственно возможное основание для доказательства бытия Бога» и выяснил, что, кроме четырех названных выше, К. опроверг еще одно, пятое по общему счету, доказательство – логическое. Таким образом, в последней редакции романа доказательство К. закономерно стало шестым, а доказательство Воланда – седьмым.
Из других произведений К. наиболее тесные параллели в тексте «Мастера и Маргариты» можно найти с трактатом «Конец всего сущего». Здесь К. утверждал: «Есть такое выражение – им пользуются по преимуществу набожные люди, которые говорят об умирающем, что он отходит из времени в вечность.