— Увидел с башенки ваших гостей, Эмма Гордеевна, — признался, подойдя к ее руке. — Не смог удержать своей жажды иметь удовольствие беседы с ними — хотя господам, конечно, будет скучно мое стариковское общество.
Торжество Эммы вошло в полную меру — ее застал хозяйкой большого приема тот, перед кем более всего хотелось выглядеть достойно! Она поправила за ухо волосы и в должной очередности представила гостей.
Лужен едва успел подойти под благословение отца Иосифа, названного последним, когда нашел, что Бердинг на ногах и смотрит напряженно.
Лужен подобрался. Два капитана замерли, взаимно друг друга исследуя. Один — молодой и огромный, другой суше и ниже, зато опытнее не в пример. Однако, важное решение нынче предстояло именно первому — и не в характере Бердинга было тянуть.
— Нас постигло несчастье, — первым отверз он уста. — Мы в некотором роде остались без картографа.
Лужен покачал головой, еще доискиваясь мысленно, к чему его подвергли столь внимательному смотру.
— С господином Оскарисом произошла беда? — выказал он положенную скорбь.
— Беду он кликал сам, вследствие чего поставил наше дело под угрозу, — Бердинг поджал губы, миг медлил и положил на сердце руку. — Я дерзаю обратиться к вашим навыкам.
Поднятою травмою плечо Лужена вздрогнуло.
— Вы предлагаете мне… — он расслышимо сглотнул, — идти с «Императрицей» в Ледяное море?
Вся напускная стариковость отлетела шелухой, Лужен вдруг стал совсем прямым и быстрым. За столом умолкли все, ни одна ложечка не брякнула о чашку. Бердинг постарался сделать виноватое лицо — зрелище нечастое.
— Сожалею, господин капитан, что вмешиваюсь в ваш заслуженный покой, — продолжил объясняться он, — и могу предложить лишь должность, которая ниже положенной вам по рангу, однако наши обстоятельства…
— Сколько у меня часов на сборы?!
Эмма уронила салфетку на колени.
На один короткий миг Раулю показалось, что матушку сей поворот ошеломил, но в другую секунду она уже вернула беглянку на скатерть. Лужен умолк и обернулся к ней, вдруг сознавая все последствия порыва. На его растерявшийся взгляд вдова Дийенис отвечала своим прямым и убежденным.
— Какая удача, Лука Ионыч! — с твердостью произнесла она. — Мне будет отрадно знать, что карту для лучшего моего гобелена вы составляете лично.
Бердинг осторожно переводил глаза с геодезиста на хозяйку. Вопрос как будто разрешился счастливо, но виноватый лик Лужена заставил еще быть настороже.
— Касательно срока, — вкрадчиво означил он. — Познакомьтесь со шхуной, после чего располагайте своим временем до выхода в ближайший понедельник.
Лекарь Алваро взволновался и вскочил — путь за край теперь и для него сиял иначе.
— В моей каюте есть свободная вторая койка! Ох и славно мы с тобой поспорим, как в былые времена!
Лужен дрогнул улыбкой и кивнул, но взгляд его блуждал невидяще по дырчатым сырам и луковым опятам. Рауль решил, что капитан вот-вот досмыслит свое счастье и со свойственной ему горячностью помчит домой, укладывать сундук без промедления. Однако, тот бросил ревизировать обед и повернулся неожиданно к нему.
— Уделите мне минуту, господин лейтенант.
В гостиную за ним Рауль вышел, теряясь: Лужен станет расспрашивать о команде и засомневается, стоит ли куда-то с нею выдвигаться? Или будет с подозрением справляться о судьбе предыдущего картографа, еще утром благополучно состоявшего на службе?
Лужен прервал свой шаг у гобелена с Одизием. Осмотрел его, хотя знал каждый штрих, еще помялся и, наконец, поднял взгляд на Рауля.
— Я не могу уйти, не разрешив давно заботящего меня обстоятельства.
— Чем я могу быть полезен? — подтолкнул деликатно Рауль.
Лужен остался тревожен, точно кто жег ему пятки.
— Я человек старого века, лейтенант, — выдавил он. — Разумеется, ваша матушка в совершенных летах и имеет юрисдикцию сама решать свою судьбу. Однако, мне будет отрадно знать, что мужчина, несущий ныне за нее ответственность, готов мне ее передать.
Лужен снова попытался отвести глаза, но с гобелена на него смотрели те же брови.
— Вы просите у меня руки моей матери? — перевел, веселея, Рауль.
— Не откажите, — поднял и свои седеющие брови трепетный жених.
Как рядом ходят радость и беда! Закрыв глаза, Рауль еще холодел, видя перед собою шаг Нерины за обрыв — и вот его испрашивают о согласии на счастье матушки! Размышлять здесь было не о чем — лучшей доли Эмма и не ищет. Рауль от души протянул свою руку Лужену.
— Почту за честь назваться вашим пасынком, господин капитан — равно как и соратником.
— Эмма Гордеевна ведь согласится, как вам кажется? — вновь забеспокоился Лужен. То, что казалось давно очевидным, в самую важную минуту ударилось о цепенящее «а вдруг??».
— Я не видал ее счастливее, чем с вами, — улыбнулся Рауль. — Приглашу ее сейчас же к вам — нынче не время отлагательств.
Спустя пять минут Эмма Гордеевна возвратилась в столовую несколько румяная и помолодевшая, за ней вошел совсем уж юный капитан Лужен.
— Господа! — хозяйка крепко сжала перед собой взволнованные руки. — Мы с Лукой Ионычем имеем честь пригласить вас на свое венчание. Будем хлопотать, чтобы оно устроилось уже послезавтра, в благостный воскресный день, накануне отплытия.
* * *
Тем воскресеньем Рауль сначала отстоял обедню в старом городском монастыре. Он почти не стал себя обманывать — надеялся видеть Нерину, здоровую и бойкую, поймать ее румянец и убедиться, что семейный лекарь хорошо о ней заботится. Однако, Нортисы были сегодня втроем.
После креста господин надзорщик судоходства сам подошел к лейтенанту и долго тряс его руку, рассыпая благодарности.
— Как леди Нерина пережила несчастье? — решился уточнить Рауль. — Ее здоровье и нервы пришли в устроение?
— Ах, моя девочка! — возмутилась духом надзорщица. — Уверяет, что совсем готова выходить, но сама бледна и подавлена!
— Я был бы счастлив навестить…
— Не обессудьте, господин лейтенант, мы никого не принимаем, Нерине прописан постельный режим.
Рауль внимательно взглянул на женщину, ища подсказки: в самом деле не принимают — или в посещении мягко отказано только ему, знаменитому арсийскому пьянчуге? Глаза надзорщицы были полны тревогой искренне, и локоть навигатора она с теплом пожала, прибавляя много новых причитаний о пятничном их злоключении.
Аида стояла в молчании, притом от батюшки подальше — по-видимому, их дипломатические отношения восстановились не вполне. Рауль так и не нашел, как мог бы передать ей для поддержки пару слов о суровой ответной боли интенданта Ирдиса. Нортисы простились и увели младшую дочь домой безгласною овечкой. Будь Рауль родителем — им бы теперь не позавидовал.
Из монастыря он ушел на другую сторону, где венчались рабы Божии Лука и Эмма.
Еще не потемневший деревянный храм на левом берегу реки был изнутри укрыт лесами